Вета Янева - Гимны забытых созданий

По ту сторону двери жалобно заскулили.

– Скоро выйду, Келпи! – крикнула девушка. Келпи, удовлетворившись результатом, убежала.

Девушка вылезла из ванной. Волосы липли к обнаженной груди и неприятно холодили кожу. Диана вытерлась махровым полотенцем, любезно предоставленным Виктором, и переоделась в футболку неопределенных размеров.

Коридор, комната, коридор… Где же та, которую выделили специально для нее? А, вот.

Очередная белая дверь. В комнате пусто и чисто, как в гостиничном номере, только Келпи устроилась на кровати, приветливо виляя хвостом.

Ди растянулась на одеяле. Собака положила голову ей на живот. Часы показали одиннадцать.

Тик-так. Диана почесала Келпи за ухом и нырнула в пуховое ложе для снов.

– Будь рядом, солнце, – прошептала она собаке. Та тихонько тявкнула.

Диана посмотрела на потолок. Все еще белый. Завтра столько всего надо сделать – сходить в библиотеку, найти материалы, найти продукты и, принимая во внимание недавние новости, выжить. Ей показалось чудом, что до этого они ходили в полной уверенности, что они тут одни и никакой опасности нет. Кроме Корота, конечно, но он оказался довольно милым и перестал считаться за опасность пару часов назад.

Она свернулась клубочком. Рядом опять никого, кроме пса.

Диана уснула.

Светлый чердак, лучи солнца и пыль в воздухе. Лицо девушки с волосами цвета пшеницы и шахматная доска.

– Ты вернулась! Твой ход.

Шах и мат.

Уже слишком поздно, но у него еще много дел. Плохо, что Келпи ушла наверх, она хоть как-то охраняла дом, теперь ему надо справляться одному: пройти по всем комнатам, выключить свет, проверить двери, занавесить окна… Встать, быть золотым львом, принять и воспринять себя как льва. Растрепать пшеничные волосы, потому что никому дела до этого нет, а днем-то все равно надо.

Он крепко запер входную дверь. Вышел на балкон, закурил. Дрянная привычка, совсем не для его жизни, но тут по-другому нельзя, на этом чертовом Острове. Черное небо, черный океан, черные дома – все как на ладони. Только их окна светятся теплом – он пытался убедить остальных не включать свет по ночам, но они, соглашаясь, быстро этим пренебрегали.

Еще отключить генератор в подвале, точно. Виктор выкинул окурок в пепельницу и прошелся по комнатам, проверяя все ли в порядке.

Медвежий храп встретил его в комнате Корота. Виктор обошел кругом спящее тело, заглянул под кровать, проверил за шторами – никаких признаков бутылок, можно идти дальше. У выхода он еще раз взглянул на мужчину. Виктор злился на него, но Корот об этом не знал и не узнает, ибо в этом нет смысла. Виктор больше злился на себя за многочисленные эмоции в сторону «бы».

Ведь если бы Корот тогда не напился, он бы смог объяснить Юпитеру, что к чему, и у них была бы лодка. Все, что ему надо было сделать – сказать связно одно-два слова, но он и с этим не справился.

Виктор не винил Юпитера: он прекрасно понимал его мотивы, хотя сам поступил бы по-другому.

Но сейчас уже нет смысла переживать о том, что могло случиться. Могло «бы», опять.

Главное, что у них есть сейчас, это девушка, которая додумалась до такого простого решения. А сам он не дошел. Дожили, агенты.

Мужчина закрыл дверь и провел ладонью по колючему подбородку. Пошел дальше – тут темно, и тут, и здесь… У Наширы свет горел. Виктор постучался – нет ответа. Он приоткрыл дверь и осторожно заглянул в комнату.

Нашира и Минкар спали на одной кровати, завернувшись в одеяла. Их ложе было окружено десятками кружек с чаем, на подушке лежал какой-то журнал.

Виктор вздохнул: бесполезно выделять им отдельные комнаты, они все равно всегда вместе. Такие одинаковые и такие разные – все как всегда. Они здесь ради друг друга, срослись руками и ловят единый поток.

Он щелкнул выключателем, оставляя царство Морфея во тьме.

А затем пошел к себе. В отличие от остальных, эта комната всегда принадлежала Виктору, как и дом. Сотни книг ютились на полках: Виктору нравились именно такие, бумажные, а добрую четверть его библиотеки занимал раздел, посвященный кулинарии.

Он подошел к кровати, споткнувшись о гантели, и устало свалился на покрывало. Нашарив часы, завел будильник на шесть утра и уснул.

Он сжался в углу, надеясь, что про него забудут. Он вообще много на что надеялся, но еще ни разу это не помогло. Как и сейчас. Гогочущие тени плясали вокруг костра, матерились и швыряли бутылки в огонь. Им было весело – так весело, как может быть от отчаяния.