Роман Арефкин - В лесной чаще

– Стало быть ты считаешь, что наши легенды и верования в каком-то роде определяют нас самих? – несмотря на ухмылку на лице Балларда, его вопрос прозвучал искренне, и Пьер был удивлён такой заинтересованностью его мнением.

– Мне кажется, что мифотворчество, это одна из основополагающих способностей человека, сделавшая его тем, кто он есть. Недаром каждая культура имеет в своём фундаменте текстуально-выраженный миф, на котором уже строится культура и ментальность общества, иначе библия, коран, талмуд и другие священные писания уже давно превратились бы в памятники истории, но они продолжают жить с людьми.

Баллард ничего не ответил, предпочтя о чём-то задуматься и попытаться разобраться в своих мыслях в молчаливом одиночестве. Представившаяся Пьеру возможность пройти остаток пути молча была использована для того, чтобы вновь вспомнить свои недавние сны. Всякий раз, когда мужчина устремлял свой взгляд на холмы впереди, в его памяти словно вздрагивали какие-то слои накопленных воспоминаний.

– Тормози. – сказал вдруг Баллард, когда от ближайшего из холмов путников отделяло несколько сот метров.

Рядом находились груды валунов, нагретые парящим солнцем. Профессор призвал Пьера поскорее зайти за эти валуны. Здесь, в образовавшейся тени, мужчины присели на пыльную землю и пропустили по несколько глотков тёплой воды из фляг.

Баллард расчехлил небольшой походный бинокль, который уже давно заприметил Пьер. Удерживая устройство в руках, профессор подкручивал лимб, выбирая какие-то настройки, затем он посмотрел на Пьера и проговорил:

– Ты должно быть всё недоумеваешь по поводу этих лошадей, которых мы с собой притащили, и почему у нас нет инструмента?

Пьер лишь пожал плечами и ничего не ответил.

– Вот, возьми и посмотри туда, к подножью холма. – Баллард протянул компаньону бинокль – Только осторожней, смотри, чтобы прямой солнечный луч не попал в окуляр, рискуешь получить ожог сетчатки.

Пьер принял бинокль, затем вышел из тени валунов и осторожно направил устройство в нужную сторону. То, что он увидел должно было оставить в нём неизгладимый след, посеяв панику и страх. Однако, сам того не понимая почему, его не покинуло присутствие духа. И хотя от увиденного могло перехватить дыхание, Пьер обнаружил, что он владел собой как никогда ранее.

Там, на расстоянии около трёх ста метров от позиции, которую заняли путники, у самого подножья первого из холмов, из стороны в сторону сновали муравьи.

Пьер сперва отодвинул от себя линзы бинокля, чтобы убедиться, верно ли он использовал прибор, но сомнений не оставалось, у подножья холма сновали муравьи, каждый из которых был высотой со среднюю собаку, породы немецкой овчарки. Длина туловища каждого насекомого была не менее внушительной, и Пьер, на глаз, определил её как полтора– один и восемь метров, что в принципе соответствовало росту взрослого человека.

Гигантские муравьи были заняты своими делами, они сновали из стороны в сторону, то исчезая в овальных проходах, оставленных в земной поверхности, то вновь появляясь из них.

Не потребовалось обладать излишней наблюдательностью, чтобы понять, что ходы в земле были связаны с гигантскими холмами, которые, по всей очевидности были муравейниками.

Отведя бинокль от глаз, Пьер прикрыл глаза и в его сознании всплыли образы из его детского видения, посетившего его в лесу, недалеко от Артуа. Он вновь мчался по извилистым ходам муравейника, теперь, однако, он замечал, что странные, казавшиеся ему тогда необычными, внутренние своды ходов были сделаны из песчаника.

–Впечатляет, не так ли? – спросил Баллард, не покидая своего места – Можешь представить, каково было нам, когда мы нашли это место.

Пьер ничего не ответил и вновь приставил бинокль к глазам. Теперь он увидел, как сразу несколько муравьёв показались на поверхности, покинув свои ходы, удерживая в мощных челюстях крупные золотые самородки. Насекомые, повинуясь одной только им понятной логике, выкладывали самородки на поверхности, позволяя горячим лучам солнца нагревать их. Теперь Пьер видел, что обширное пространство на некотором удалении от подножия холма было буквально устлано золотыми самородками.

Пьер вернулся обратно, в тень большого валуна и передал бинокль обратно Балларду, профессор бережно убрал прибор в чехол.

– Зачем они это делают? – спросил мужчина, после того как промочил горло небольшой порцией воды.

Профессор снял ненадолго шляпу и вытер вспотевший лоб, затем вернул головной убор на своё место и ответил: