Виталий Гатилов - Глаза лесной чащи

Я шел к Хасу. Гора у нас такая есть, с укороченным человеческим именем, - Хасан. Шел затертыми дождями тропами или, по старой памяти, прямиком, среди притихших лесов и скал, над речками с улыбчивыми форелевыми заводенками.

Под ногами бронзовой фольгой гремела листва. Разгребу ее прикладом ружья, а под ней - каштаны, еще в коричневой лакировке, сердечко к сердечку лежат. И повеет от них грустным холодком. И словно попросят они: «Ну, побудь с глазу на глаз со своим прошлым!»

Да, каштаны были первой пищей жителя наших гор. Их пекли и варили, как картофель, хозяйки готовили из них суп-пюре, приправленный отжатым из ядер грецкого ореха маслом. Сухие, очищенные от кожуры каштаны размалывали и, прибавляя в эту муку кукурузной, пекли лепешки, а то и хлебы. И не было беды в том, что хлеб припахивал жженой костью и прилипал к деснам.

Вспомнилось, как я больной ел приторно-сладкий суп, а мать глядела на меня, как на обреченного, и говорила:

- Вижу, сынок, не ты его ешь, а он тебя.

И я успокаивал не столько ее, сколько себя:

- От этого еще никто не умер. Без него хуже…

Однако я готов поклониться хлебу лесному, как дорогому мне памятнику. За себя и за всех, кого в трудные годы он поддержал на земле. Да и сейчас, пожалуй, с ним не терпят нужды ни птица, ни зверь, ни путник, который пренебрег простой мудростью: идешь на день - возьми харчей на неделю…

Я шел и раздумывал. Почему не подождал меня охотник Лях? Передал через жену: «Пусть идет к Хасу» - и ушел раньше условленного времени. Непонятный поступок. Мало я знаком с Ляхом. Диковат он и, кажется, самолюбив.

А вот и Хас. Салам, дорогой Хасан! Много лет не виделись. Ты все такой же-оторочен скалами, иссечен промоинами и на верхушке твоей, как в нашу последнюю встречу, горят нежаркие лучи солнца, точно они и не гасли. А я начал сдавать. Годы нас, людей, не красят…

И вдруг:

- Э-геей!.. Подворачивай сюда-а!

Это Лях увидел меня. Долговязый, в кургутке, он стоит под горой и машет мне треухом.

Охотник, оказывается, пришел не один. Смуглый худощавый паренек с едва проклюнувшимися усиками, сидя на листве, ощупывает меня светлыми глазами.

Где я видел парня?.. Ах да! Киномеханик Уткин. Он как-то показывал у нас фильм, и мы немного познакомились. Тоже, стало быть, напросился в напарники к известному зверобою. Что же, большой котел веселее кипит.

Митя встает, степенно пожимает мою руку, а Лях часто моргает когда-то голубыми, а теперь точно вылинявшими глазами, подергивает щекой, испорченной медвежьими когтями, и бубнит:

- Прости, что не подождал тебя. Думал, ты пошутил насчет охоты. А тут еще Митрак явился. Ну и, того…

- Не стоит об этом,- прервал я его.- И сам добрался, не гость в горах.

- Лучше, дядя Вася, про медведя заканчивайте,- сказал Уткин.

Моим перваком интересуется. Ясное дело - новичку занятно,- оживился Лях, садясь между мной и Митей на бревно.- Ну вот… Иду я, значит, на рассвете за рыбой. Спускаюсь преспокойно к речному перекату, где моя снасть стоит. А он, прохвост, оказывается, раньше моего пришел. Взял в охапку мою вершу вместе с уловом и правится к тому берегу. Несет, как человек. И такой меня азарт взял, что, помню, даже жилки в ногах заиграли. Рыбы не жалко - -пустое! Медведя добыть захотелось. А я, между прочим, с ружьем был. Отцово украдкой брал, своего еще не имелось. Пульнул в него из-за куста жаканом, а из другого ствола - картечью. Вижу - верно положил свинец. Вода под зверем рыжая стала… Бросил он мою посудину и - к берегу: ковыль, ковыль. Доковылял до сухого места, на столько духу хватило… Так-то, парень, с первым было. С него и пошло…

- А в глаза живому медведю когда-нибудь смотрели? - вдруг спросил в упор Митя.

- Что?.. В глаза, говоришь?

- Да, в глаза!

Охотник вскинул удивленно желтую шерстку бровей и засмеялся надломленным фальцетом.

- Забавный ты, Митрак! В глаза смотреть медведю. Девка он, что ли?

- А вы бы посмотрели все-таки, какие они? Может, поняли бы, что пулять не всегда полезно.

Спокойное упорство парня кольнуло Ляха. Он вскочил и заговорил резко:

- Иди-ка ты со своими глазами куда подальше! Хвоста медвежьего не видел, а туда же, с подковырками. Мне они, глаза эти, что волку бюллетень! Понял ты это?