Макс Бодягин - Сонница. Том первый

Эти воспоминания промелькнули в ефрейторской голове со скоростью пули. В следующую секунду он увидел, как совсем молоденькая медсестра в разорванном скафандре спускается с крыльца, вроде бы и вприпрыжку, но медленно-медленно, так медленно, что Азату становится заметно, как остро торчит из прорехи острое девичье плечо, она бежит, делает несколько шагов, и из темноты уходящего вглубь коридора доносится этот невозможный шелест и в следующую секунду оттуда слишком быстро, неестественно быстро выбегают уснувшие. Они бегут прямо по дорожке, к голубеньким воротам с облупившимися жестяными звёздами, кое-где подновлёнными алой краской. Они бегут с закрытыми глазами, нелепо, не по-людски, догоняют девушку и бегут прямо по ней, кто-то из них поскальзывается, но почти сразу вскакивает и продолжает неистово рваться вперед, прямо к нему, к Азату, их ноги хрустят по чему-то мягкому, по плоти, юной, девичьей, беспомощной плоти, и вдруг хруст сменяется омерзительным чавканьем, и Азат вдруг понимает, что это чавкает мясо, еще секунду назад бывшее живым человеком, который ходил, дышал, мечтал. Точнее, ходила, дышала, мечтала. Она. Она наверняка хотела любить. Хотела, чтобы её тоже любил кто-нибудь. И теперь она стала месивом, обрывками тряпок, вперемешку с дроблёными костями и рваными жилами.

Азат попятился, поднимая автомат и глядя на безмолвно бегущую прямо на него толпу. Стоя-а-ать, заорал он что было мочи, и ещё что-то, чего разобрать и сам уже не мог, скорее всего просто кричал аааа, что угодно, лишь бы эти закрытые глаза распахнулись, чтобы поднялись эти веки, тяжёлые как танковый люк. Но спящие продолжали бежать. Завыла сирена на вышке. Фонарь рубанул по траве толстым световым мечом, таким бледным в дневном свете. Стоя-а-ать, кричал кто-то в мегафон. Но они продолжали бежать.

Ефрейтор Азат Адельшин, перехватил левой рукой ремень, плотнее обматывая им запястье, и опустился на правое колено. Голова казалась ему холодной и ясной. Он упёр локоть в левое колено, чувствуя, как правый ботинок упёрся в мягкую жирную землю. Палец опустил прохладный воронёный предохранитель. Ду-дут. Пламегаситель плюнул коротким оранжевым язычком, пуля снесла полчерепа одному бежавшему, второму содрала крупный лоскут кожи с щеки и снесла больше половины уха. Стоя-а-ать, неслось с вышки. Но они не останавливались. Поэтому Азат стрелял короткими очередями, стараясь бить прицельно, насколько это вообще было возможно.

Они остановились.

За метр до колючей проволоки.

За эти мгновения Азат успел уронить больше двух десятков жутких беглецов.

Он всё ещё сосредоточенно щёлкал спусковым крючком, целясь то в одного из остановившихся уснувших, то в другого, пока ошалевший от ярости капитан Вострецов не хватил его прикладом по голове, наотмашь, да так, что помял каску. Свет погас. Палец разжался. Азат ехал к горизонту на новеньком джон-дире, прямо в полыхающий оранжевый диск, что, танцуя, опускался за кромку земли.

День шестой.

Воскресенье, 20-е мая

14:40

Губернатор тяжело вылез из длинного низкобрюхого автобуса gmc, сверкающего ослепительно белым глянцем, от него изрядно несло виски. Набрякшие под глазами мешки сразу состарили его лет на десять, он осунулся, опух от недосыпания и переизбытка алкоголя, и даже всегда идеально сидевший на нём пиджак вдруг обзавёлся тёмными кругами под мышками, и обвис, обнаружив складки в самых неожиданных местах. Губернатор быстрыми шагами пошёл к границе периметра, не обращая внимания ни на двух вице, бежавших за ним по пятам, ни на пресс-секретаря Свету, умудрявшуюся делать на бегу какие-то пометки в блокноте. Он стремительно подошёл к воротам, толкнул их рукой и попытался войти, но путь ему загородил молоденький безусый сержантик. Так, кто тут командует, спросил губернатор в воздух. Откуда-то сбоку появился багроволицый полковник в тёмной вэвэшной парадке и зычно доложил, ухитряясь соединить командный голос с очевидным извинением за то, что натворили его подчинённые: полковник внутренней службы Свиридов, товарищ губернатор. Губернатор смерил его тяжёлым взглядом и сказал: нет, я хочу знать, кто из офицеров является непосредственным свидетелем происшествия. Капитан внутренней службы Вострецов, устало и совершенно немолодцевато проговорил подошедший капитан, прикладывая руку к мокрой от пота пятнистой кепке. Сколько жертв, спросил губернатор. Двадцать восемь погибших, ответил капитан. Раненые есть, спросил губернатор. Капитан помотал головой: нет, слишком короткая дистанция, он стрелял практически в упор, поражения в большинстве случаев оказались несовместимы с жизнью. И где он сейчас, спросил губернатор. Капитан повернулся и показал рукой на небольшую сторожку: мы временно оборудовали гауптвахту для содержания задержанного в подсобном помещении сторожа. Мы, начал было говорить слегка оправившийся полковник, но губернатор грубо оборвал его: я не с вами разговариваю, полковник. Я не знаю и знать не хочу, как вы поступите с этим полоумным долбоёбом, который расстрелял живых людей. А слов, которые мне придётся сказать родным погибших, вы мне явно не подскажете. Вы же не Пушкин, насколько я понимаю. Света, губернатор повернулся к пресс-секретарю, сложив из бровей некий знак вопроса, есть идеи? Света посмотрела в искаляканный блокнот и задумчиво ответила: закрытый охраняемый объект в лесу. Никто ж не знает. Нам не обязательно афишировать этот кошмар.