Солдатики-вэвэшники, охранявшие периметр, не сговариваясь, вели себя очень тихо, говорили полушёпотом, а молодой капитан Вострецов, командовавший ротой охраны, даже приказы отдавал вполголоса. Тишина, вынужденное безделье, отсутствие событий, всё это, по мнению капитана, могло развратить личный состав, поэтому периодически он представлял, как будет устраивать марш-броски, учения по отражению внезапной атаки террористов или по блокированию группы гражданских лиц, вознамерившейся штурмовать периметр снаружи.
О прорыве периметра изнутри капитан не задумывался. Уснувшие вызывали у него неуместное для служивого чувство жалости. Поэтому предварительную рекогносцировку капитан проводил либо за соседним леском, либо за болотцем, обрамлённым по периметру густыми зарослями ольхи и вербы, что располагалось ещё дальше. В самом лагере любой громкий звук, даже щёлканье автоматного затвора, казался кощунством.
Именно эту тишину и проклял ефрейтор Азат Адельшин, совершавший обход периметра в полдень, согласно штатному расписанию мероприятий по охране спецобъекта «Детсад». Так в оперативных сводках обозначался лагерь и пристроенный к нему палаточный госпиталь, закрывавший половину поля с люцерной, заботливо укрытый от посторонних глаз камуфляжной сеткой. Ефрейтор Адельшин шёл, хмуро потупив глаза, лишь иногда зыркая на облупленные корпуса, прячущиеся в сиреневых кустах и низкорослых кривых яблонях, объятых лихорадочным цветением, от которого у Азата кружилась голова. Ему отчаянно хотелось вернуться в родную деревню, а до дембеля оставался почти бесконечный месяц. Дни тянулись еле-еле, Азат проклинал свой дурацкий язык за болтливость, а свой нрав за вспыльчивость. Нахамив ещё в марте прапорщику Габидуллину, он обрёк себя на невыносимую муку. День за днём его однопризывники отправлялись домой, а ефрейтор ненавидящим взглядом провожал их, уходящих через КПП в счастливую гражданскую жизнь. Азату предстояло покинуть часть последним благодаря прапорщику, который клятвенно заявил, что будь у него малейшая возможность, Азат бы до глубокой старости чистил зубной щёткой армейские сортиры. Но раз такая месть невозможна, сказал Габидулин, то он привлечёт все свои немалые связи в части, чтобы Азат попал домой самым последним. Так и вышло.
Ефрейтор потянул носом дурманящий аромат цветущих яблонь, вспомнил маму, брата Ильшата, сестрёнок, а в особенности вспомнил одноклассницу Альфию, которая, вопреки распространённому обычаю, никуда из деревни не уехала, а осталась преподавать литературу в школе, где всего-то сейчас училось сорок смешных стриженых ребятят. Сам он тоже уезжать не хотел, наплевать, что ребята звали в город на заработки, а кто-то и на севера уехал. Азат любил тарахтеть вдоль горизонта на отцовском комбайне, мурлыча под нос длинные тягучие песни, которым его учила ещё бабушка.
И вдруг, когда мечтательный ефрейтор вместе с красавицей Альфиёй практически уже доехал на новеньком джон-дире до той точки горизонта, за которой кудрявые зелёные пролески меж оранжевых от заката полей переходят в райские кущи, неподалёку раздался странный шорох. В самом шорохе ничего удивительного не было бы, если б дело происходило где-то в нормальном месте. Но здесь, на объекте «Детсад», осточертевшем Азату за три дня дежурства, в этой стерильной тишине, какая могла бы царить лишь в космическом вакууме, шорох равнялся грому небесному. Ефрейтор Адельшин остановился, с удивлением глядя на центральный корпус, где раньше располагалась администрация лагеря, ленинская комната и большая столовая. Из корпуса донёсся ещё один шорок. Словно шелестели десятки платьев. Воздух вдруг взорвался тонким-тонким, на грани ультразвука, девичьим визгом. Азат Адельшин оторопел. Он хотел рвануть навскидку автомат, но никак не мог сложить в голове, что может служить источником угрозы, поэтому так и застыл с наполовину поднятым оружием. То, что он увидел в следующую минуту, навсегда осталось в его жизни самым ярким армейским воспоминанием…
Как и большинство его сослуживцев, Азат предполагал, что за пациентами на объекте ухаживают молодые медсёстры. Кто на самом деле скрывался под глухими небесными одеяниями можно было лишь догадываться, персонал «Детсада» напоминал космонавтов, неслышно и плавно скользящих по растрескавшимся асфальтированным дорожкам объекта в своих бесформенных комбинезонах. Серёга Слезко из второго отделения на днях подбивал ефрейтора пробраться за периметр и разузнать, есть ли там хорошенькие медсестрички, но Азат опасался. Не, Серёга, не пойду, мотал он головой. Думаю, по своей воле в такую жару ни один человек на себя скафандр не напялит, говорил Азат. Значит, там нечисто что-то, зараза какая-то на объекте, или радиация. Ну да, нахально улыбался рябой Серёга, а чего тогда нас в скафандры не наряжают. Да дорого, наверное, эти костюмы стоят, отвечал Азат. А солдатская-то жизнь дешёвая, чего им на нас-то тратиться.
Читать дальше