Мой славный Алоис, бесшумный и незаметный, подобно заправскому официанту, поставил на столик, между нами, новую бутылку коньяка, и так же незаметно исчез. Пруссак и датчанин, между тем, ожесточенно продолжали свой бесконечный спор.
– Да, Пруссия действительно стремится играть первую скрипку в объединении Германии. Радуйтесь, господин Струэнзе тому что мы заберём у вас только две провинции. А ведь могли- бы захватить всё ваше королевство. Мы, без особого труда, сделали бы это ещё в сорок восьмом году. И я не понимаю зачем русский царь Николай I, тогда вступился за вас, – горячился пруссак. Не понимаю какое дело царю до вашего королевства?
– Нет, вы, Гартвиг, ещё увидите, что такая агрессивная политика Пруссии выйдет ей боком. Думаете Великобритания и Франция будут молча смотреть как в Европе поднимает голову ещё один военный монстр?
– Чепуха! Объединить все германские земли в одну мощную, стальную империю, это историческая задача Пруссии. Её священная миссия, если хотите. А вы, барон, вероятно предпочли бы, чтобы роль объединителя Германии взяла на себя Австрия? – усмехнулся Гертвиг.
– А почему-бы и нет? – ехидный тон прусского кавалериста привёл меня в негодование. – По-моему это вполне естественно. Австрийская империя является самым большим из немецких государств, и так-сказать, самым культурно развитым. Так кому же как ни нам выполнять эту историческую миссию.
– Совершенная чепуха! – нагло заявил Гертвиг. – Вашу Австрию, словно черви разъедают инородцы. Вас тевтонов в империи менее половины, все остальные это инородцы: венгры, славяне, евреи, итальянцы.
– Что же плохого в культурном многообразии? – спросил я. – Разные народы могут прекрасно сосуществовать в пределах одного государства, взаимно дополняя друг-друга.
– Нет! К чёрту инородцев! – яростно выкрикнул пруссак. – Немецкие земли должны объединяться вокруг исконно германских, монолитных территорий, а вовсе не вашего культурного многообразия напоминающего лоскутное одеяло. Нет, господин барон, будущая Германская империя будет строиться вокруг прочного как алмаз ядра. И этим ядром конечно же может стать только Пруссия как истинная хранительница германского духа. – К моему удивлению и досаде, наглого пруссака вдруг поддержал Струэнзе.
– Знаете, Людвиг, а мне кажется что господин Гертвиг прав, – вдруг заявил он. – Если объединение немецких государств произойдёт под эгидой Австрии, то будущая империя будет напоминать тот же рыхлый, бессмысленный, и наполненный внутренними противоречиями, винегрет, чем являлась, почившая в 1806 году Священная Римская Империя.
– Вот именно, ваш Струэнзе прав, – пруссак стукнул по столу кулаком та что зазвенели бокалы. – Прислушайтесь, барон, к тому что говорит ваш «трофей». Нам больше не нужно лоскутное одеяло.
– Но все империи многонациональны, – возразил я.
– И потому недолговечны, – категорически отрезал лощёный пруссак. – Многонациональность, дорогой барон – страшное проклятие для любой империи, и государства вообще. Это основная причина их гибели. Молчите? Вот-вот, потому что вам нечего возразить. Вспомните Древний Рим. Когда римляне были едины, им никто не мог противостоять. Их непобедимые легионы из отважных парней с красными щитами, громили всех своих врагов, проявляя на полях сражений чудеса храбрости. Они завоевали почти весь цивилизованный мир того времени.
И что же было дальше? А дальше они стали давать римское гражданство представителям покоренных народов. Допустили их в свои легионы, стали заимствовать их религии, их стремление к роскоши и их варварские формы разврата. И вот, спустя непродолжительное время, из героического, победоносного народа, народа-завоевателя, народа-господина они превратились в тупой скот, жаждущий только хлеба и зрелищь.
– Послушайте, господин Гертвиг, всё-таки, Римская империя просуществовала почти пятьсот лет. По вашему это мало? – Пруссак неопределённо пожал плечами думая что-бы возразить. Но ему на помощь снова пришёл неугомонный Струэнзе.
– Мало! Конечно мало! К тому же, можно считать что реально она прекратила своё существование на столетие раньше официальной даты её гибели: Сразу после битвы при Адрианополе в 378 году. Тогда, как вы помните, погиб весь цвет римской армии, тридцать пять трибунов и сам император Валент. Последующие же за этим сто лет, представляли собой лишь предсмертную агонию великого государства. Так что их Бисмарк совершенно прав стремясь объединить в империю исключительно немецкие государства.
Читать дальше