Майкл Маршалл - Мы здесь

Ощущение было по меньшей мере странным. И очень непривычным.

Как будто в твоей жизни кого-то не хватает.

Но, видимо, такое порой бывает с каждым. Ты вступаешь во взрослую жизнь, которая, казалось бы, сулит тебе полноту ощущений и свершений на все сто процентов – двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, триста шестьдесят пять дней в году, – но постепенно смиряешься с тем, что где-то у тебя вечно недобор. Кэтрин понимала это умом, но избавиться от меланхолии все равно не могла. Хотя в силу возраста понимала: это чувство, так или иначе, пройдет. Мир не перестает подкидывать тебе всякие испытания, и рано или поздно ты с ними справляешься, либо на них сверху наслаивается что-нибудь еще. Это все равно что накладывать слоями краску на холст, пока в один прекрасный день не получается законченная картина. Быть может, и не такая, как было замыслено изначально, но уж так оно устроено.

Кэтрин почему-то никак не могла уйти с этого пятачка, из этого скверика, хотя и отдавала себе отчет, что пора возвращаться обратно в Челси, к своей жизни. К тому же нынче вечером надо быть в форме: Марк придет с работы усталый. Вечно он на работе, вечно занят! Работа словно стоит у него за спиной и давит, давит на плечи. Так что опять надо будет с ним нянчиться, лелеять, приглядывать, а возможно – если он снова примет лишку – и приободрить, заверить, что у него все в порядке.

Хотя неизвестно, все ли там у него хорошо. Если уж на то пошло, ей этого никто не обещал. Миссис Уоррен вспомнилось, как она приехала в свое время сюда, в город, с твердым убеждением, что станет журналисткой, что когда-нибудь читатель, взяв в руки «Нью-Йорк таймс», обнаружит под колонкой ее имя. Что статьи у нее непременно будут острыми, злободневными, разоблачительными. Но этого не произошло. На первых порах она действительно к этому стремилась, но мир неизменно отражал все ее устремления с благодушием бесконечно более сильного спарринг-партнера, и все сильнее довлела над ней неторопливая, но нескончаемая череда текущих событий и нужд. Как там сказано в какой-то книге: «В битве с реальностью всегда предлагайте подержать у реальности пальто».

И вот однажды Кэтрин проснулась с осознанием, что она теперь мать, а не пулитцеровский номинант, и решила быть такой прекрасной матерью, что другим и не снилось.

Нынче она уже и не помнила, чего именно хотела, да ей и дела до этого не было. В самом деле, что толку? Мечты должны поддерживать и помогать, а не вызывать тягостных мыслей. Отбрасывать то, что больше не приносит пользы, у Кэтрин получалось традиционно хорошо. Этот подход был единственно лучшим, взрослым, благоразумным, а быть взрослой и благоразумной ее тянуло с самого детства.

По крайней мере, это миссис Уоррен помнила. Но при этом не вспоминала (быть может, из-за чрезмерной глубины, на которой эти воспоминания залегали) тех вечеров, когда люди, от которых она ждала достойной себя любви, поступали неподобающим образом. Никогда она не припоминала – кроме как в виде бесформенной, но жгучей неприязни, которую испытывала к работам некоторых художников-прерафаэлитов, – того, как во время этих своих невзгод сосредотачивала взгляд на одной репродукции. Там была изображена молодая женщина в бархатном красном платье, задумчиво держащая фиолетовую чашу у окна, за которым вдали виднелись корабли. Это была высокая стройная особа с темными волосами и изысканно-бледной кожей. Вид у той молодой красавицы был кротким и задумчивым – вид друга, который не допустит, чтобы с тобой произошло то, что происходит.

Но все происходило.

И что с того? В жизни важно лишь то, как поступаешь ты , а не то, как поступают с тобой.

Кэтрин нахмурилась, невольно припоминая Томаса Кларка – парня, с которым встречалась до Марка. Хотя он для нее был всего лишь частью изгнанного прошлого, сейчас женщине было небезынтересно, как он там – как уживается с мечтами, что истаяли вокруг них? У него ведь тоже когда-то были грандиозные планы. Может, с ним имеет смысл как-нибудь связаться, попросить прощения, сказать «привет» или еще что-нибудь в этом роде?

Эту мысль она взяла на заметку.

Наконец Кэтрин оттолкнулась от поручня ограждения и тронулась обратно в Челси. Пора было забирать девочек. Вначале она шла медленно, но постепенно ее походка становилась оживленней, а хмарь на душе понемногу рассеивалась. Ей думалось о двух ее девочках, о том, какое счастье, что они у нее есть. На минуту миссис Уоррен представилась дорога, которая проляжет перед ними, будущими молодыми женщинами, – дорога школы и колледжа, жизни на съемных квартирах, хорошего секса и дурного похмелья, усердной работы и отлынивания от нее. По дороге каждая из них встретит парня (а может, и девчонку, что с того?), и в их жизнь мало-помалу станет проникать оседлость. Одна за другой они начнут остепеняться, двигаясь со все более мелкой амплитудой – как шарики на пинбольном столе, что вначале вольно скачут, а затем наконец отыскивают уготованное им место. Может, Элле и Изабелле суждено стать домохозяйками. А может, одна из них станет президентом. Кто знает…