Максим Долгов - Кровные узы

Другими словами, поручая провести расследование на территории имения Нестерову, департамент однозначно дал понять, что все должно быть строго засекречено и любые новости Борис должен лично доложить по приезду в Санкт-Петербург.

Изучив дело Звягинцевых, Нестеров быстро нашёл то, что так обеспокоило чиновников. Несколько смертей в купеческой семье за последний год, как со стороны слуг, так и со стороны членов самой фамилии. Это если не брать в расчёт падёж скота и дикого зверя в окрестностях. А значит, охотничий отдых царской семьи был поставлен под угрозу, от чего дело тут же получило самую высокую важность, но Борис даже не знал, за что браться по приезду.

Он вынул из чемодана бумаги. Разложив их на столе, погрузился в чтение. В документах говорилось о большой семье Афанасия Ивановича: у купца, помимо супруги, было две дочери – близняшки и два старших сына. Также в имении проживала сестра Звягинцева, овдовевшая много лет назад и теперь находившаяся на иждивении у брата. Дела купец вел исправно, а со стороны государственных служб к нему не было никаких нареканий. Но вот череда несчастий заставила пошатнуться размеренную жизнь, протекающую в имении, и к чему все это привело, теперь предстояло выяснить Нестерову.

– Вы хотите в имение попасть?

Борис поднял голову, увидев перед собой мужика лет сорока, в поношенной крестьянской одежде и с весьма захмелевшими глазами.

– Завтра с утра выезжаем, постарайся быть трезвым к утру.

Ответил Борис вернувшись к бумагам.

– Так я и не поеду.

Борис вновь посмотрел на мужчину только уже суровым взглядом, при этом спросив:

– Так какого черта ты тогда ко мне подошёл?

– Чтобы рассказать, как добраться до имения. Если хотите, я кучеру Вашему все растолкую.

Нестеров несколько секунд помолчал, прикинув, что к чему, затем махнул рукой, ответил:

– Ступай, он в конюшне.

Крестьянин отошёл всего на несколько шагов в сторону, а затем, вернувшись и не сводя взгляда с бумаг, поинтересовался, тыкая пальцем в бумаги.

– А к чему вам это?

Нестеров, уже испытывая явное раздражение, сжал кулаки и испепеляющим взглядом стал сверлить своего собеседника, не говоря ни слова. Еще никогда ему не доводилось встречать такого наглеца. Находись они сейчас в столице, этот мужик уже давно бы получил по шее.

– Да вы не сердитесь, барин, я не со зла. Я ведь там работал у Афанасия Ивановича. Золотой мужик был.

– Почему был? – поинтересовался Борис, неожиданно испытав к этому человеку совершенно новый прилив чувств: теперь он видел в нем не раздражителя, а того, кто сможет пролить хоть немного света на происходящее в имении.

– Так разве то жизнь? – усмехнулся крестьянин, и Борис жестом предложил ему сесть за стол.

Тот уселся, напротив, расстегнув тулуп.

– Десять лет я на конюшне проработал. Всю их семью знал, только с тех пор много чего случилось, и я теперь вроде, как и без дела слоняюсь. А все думаю о том времени, когда управлял скакунами породистыми.

– Отчего ушёл?

Бывший конюх на секунду замолчал, после чего пробубнил;

– Жизнь там теперь отравлена. Нельзя там жить да и находиться нельзя.

– Расскажешь?

– А если и расскажу, что с того? Мне бы так рассказать, чтобы ты барин туда не ехал вовсе. Но ты слову не поверишь. Никто не верит, пока к усадьбе ближе, чем на версту не приблизится. А как приблизится – считай все, нет человека.

Нестеров сдвинул бумаги в сторону, наклонившись вперед.

– Говори всё, что знаешь, а верить или нет – я сам судить буду. Только давай условимся с тобой: если мне твой рассказ придется в пользу, я тебе оплачу всё, что сегодня закажешь. А если нет, то хоть дорогу знать буду. По рукам?

Конюх, немного подумав, протянул руку, но сказал, глядя на Бориса прищуренным взглядом, как на человека, которому не раз за жизнь приходилось купцам руки жать.

– Матвей меня зовут. И началось все полгода назад, когда одна из дочерей-близняшек Звягинцевых Елизавета заболела тяжело. И хотя то летом было, как она смогла так свои легкие застудить, никто и не знает…

Екатерина сидела в холле на софе, сложив руки на коленях. Опустив голову, она смотрела на свои новые туфельки, подаренные не так давно отцом. Точно такие же были и у Елизаветы, ее сестры, но только она их еще ни разу не надевала. С тех пор как девочка заболела, она не выходила из комнаты, а ведь прошло уже пять дней.

Сегодня из города приехал доктор и все взрослые, поднявшись наверх, закрылись в комнате, оставив Екатерину одну в ожидании.