Александр Николаев - Delirium tremens

– Подождите. Вы меня запутали. Предположим, нет никого, Вы никому ничего не должны, и у Вас есть деньги. Не мои, а Ваши деньги, но с условием, потратить их не на рыбалку, а на работу. Чем бы Вы стали заниматься тогда?

– Зачем Вам это? К тому, что Вы видели здесь сегодня, эта работа не имела бы никакого отношения. Тем более, она вряд ли нашла бы хоть какое-то практическое применение. Вас она не заинтересует, – Зобин замолчал. Он подошел к окну, открыл форточку и закурил. Выпуская дым в черный ночной проем, Михаил Дмитриевич впервые за весь вечер стал серьезным и сосредоточенным.

Эндрю показалось, что он уловил внутреннюю борьбу и волнение, которые хозяин дома старался спрятать от чужих глаз, как можно глубже, в себе.

– Что я вижу? Признаюсь, что уже не ожидал от Вас проявления настоящих человеческих эмоций. Но теперь и я Вас смутил! – обрадовался американец. Наконец-то пришло время постебаться в ответ, – Судя по реакции – Вы изобрели вечный двигатель! И не меньше! – Маккинли испытывал блаженное злорадство: «Вдоволь ты надо мной потешался. Теперь моя очередь!»

– Вечный двигатель? – переспросил Зобин, не скрывая разочарования от банальности предположения, – При чем тут вечный двигатель? – досадно хмыкнул он себе под нос и далее продолжил обыденно, так, словно речь шла о починке капающего на кухне крана, – Я же говорю, речь идет о работе, которая не найдет практического применения. А вечный двигатель… – он на мгновение замялся, – этап пройденный и к обсуждаемому делу отношения не имеет. Я говорил о другой работе.

Сказано это было буднично. Даже скучно. Настолько, что Эндрю стало не по себе. Так бывает, когда во время захватывающего разговора, вдруг приходит осознание психического нездоровья собеседника. Казалось, вот только что он держал Вас в напряжении, приковывая внимание, не переставал удивлять, но уже через мгновение хочется только одного – бежать от него подальше. Как только ему это объяснить потактичнее? А еще лучше, как сделать так, чтобы ничего объяснять не пришлось? Эндрю стало вдруг неуютно; по спине пробежали подлые мурашки; он почувствовал пат в разговоре:

– Вот так вот?! Да?! Вы изобрели вечный двигатель?… Давно?! – запутавшись в чувствах, вспылил Маккинли. Он злился на Зобина, на Сибирячку, на весь мир, но больше всего на себя: «Какого черта, я вообще здесь делаю?! Договорились до абсурда. Конченный псих, а я ведь повелся. Бежать отсюда! Бежать. И побыстрее!»

– Вечный двигатель… – словно вспоминая что-то, еле слышно, про себя промямлил Зобин, подошел к книжному шкафу, достал из него простую, тоненькую, ученическую тетрадь и положил ее перед американцем.

– Что это? Описание? Значит, работающей модели не существует?! Уфф… А я грешным делом решил, что Вы меня опять… – выдохнул американец спасительную дозу облегчения.

– Типовых деталей нет. Я пытался заказать изготовление, но ничего не получилось. Везде отказали, – Зобин оставался естественным и спокойным, отчего нервозность американца снова усилилась.

– …что Вы меня опять удивите, – после короткого замешательства закончил он свою реплику.

– Понятно, – Михаил Дмитриевич взял со стола тетрадь и собрался вернуть ее на прежнее место…

– Подождите! Это нечестно. Я очень хочу посмотреть! Просто… Просто я немного не так выразился… Точнее Вы меня не так поняли!

«Вот барахло. Двадцать первый век, а он ручкой пишет», – поморщился Маккинли, кое-как прочитав оглавление: «Оранжевая теория».

– Что-то не так?

– Понимаете, говорю я хорошо, и читаю машинописные тексты без проблем, но у Вас рукопись… русский язык от руки – это мучение.

– Да и почерк у меня не каллиграфический, – дружелюбно улыбнулся Зобин, – давайте я Вам помогу. Вот тут, смотрите, схема и описание, – он начал листать тетрадку.

– А это что? – Маккинли остановил руку, перелистывавшую страницы.

– Это строение ядра атома, – прокомментировал Зобин, заинтересовавшую американца, картинку.

– А почему Вы считаете, что оно такое? Апельсин, а не ядро.

– А почему Вы считаете, что оно другое? Вспомнили рисунки из учебников, где ядро – это шарообразное скопление из шариков поменьше? Про апельсин Вы, как говорится, не в бровь, а в глаз. Теория поэтому и называется оранжевая. На самом деле, у всех, при словосочетании «атомное ядро» в памяти всплывает этот… гейзенберговский комочек. Такое устройство ядра совершенно ничего не объясняет. Ни один внутренний процесс. И это, – он ткнул пальцем в заинтересовавшую гостя картинку, – моя теория пространственного распределения вещества элементарных частиц в ядре атома. Давайте рассуждать логически. Представьте себе элементарную частицу. Протон. В атоме он с огромной силой притягивается к нейтрону. Силой настолько большой, что она, притягивая их друг к другу, деформирует вещество, заставляя его занять в пространстве минимальный, оптимальный и равноправный, если так можно выразиться, объем. Понятно, что оптимальный наименьший объем – это сфера, шар. При этом сила взаимодействия такова, что элементарные частицы, по определению выше, должны занимать в этом объеме равноценные и равноправные доли. И по логике, доли эти – сектора шара. Как дольки в апельсине. Хотя, – он на мгновение замялся, – На самом деле, не совсем дольки, а скорее – баранки…