Александр Николаев - Delirium tremens

– Малыш, мы с тобой не в частной лавочке работаем, и я, как твой босс, запрещаю тебе это делать.

– Извини, Салли, мне искренне жаль. Ничего личного, но, как ты сам только что выразился: «разговор окончен», – Эндрю терпеть не мог, когда его называли «малышом». Он ничего не добавил на прощание, едва заметно кивнул головой и вышел из кабинета.

«Щенок», – криво усмехнулся своим мыслям Сэлливан Элдридж и щелкнул кнопкой старенького, видавшего виды и все континенты, диктофона…

«Старый пердун!» – остановился за дверью шефа Эндрю. Перевести дух и выключить запись звука в своем айфоне.

– Даже не знаю, что сказать… Я восхищен! Это очень впечатляюще. Но…

– Но?

– Понимаете, Михаил Дмитриевич…

– Михаил.

– Да, извините. Понимаете, Михаил, все это больше походит на шоу. На трюк… Ой, извините еще раз, – Эндрю сделал вид, что ему стало очень неловко.

– Ничего, ничего… я понимаю. Держите, – Зобин протянул собеседнику коробку генератора, – и преобразователь можете пощупать, и стол изучить, и под столом полазить. Это не трюк.

– Я Вам верю, но вера, согласитесь – это не доказательство, – американец даже не пытался быть дипломатичнее.

– Как знать, как знать… Здесь я, пожалуй, с Вами не соглашусь, – задумчиво замер Зобин. И тут же словно очнулся, – это я о вере, конечно. А вообще, Вы странно себя ведете.

– В каком смысле странно? Что Вы имеете ввиду?

– Ну… Вы сами настояли на этой… на этом рандеву. Сами попросили продемонстрировать работу устройства, а теперь меня не покидает ощущение, будто это я искал встречи с Вами, чтобы продать его подороже, и сейчас набиваю цену. А я, собственно, ничего продавать не собирался. Вы ведете себя, как шпион, который изо всех сил старается ничем свой интерес не выдать, – Маккинли показалось, что Зобин над ним издевается, – Оконфузил я Вас? Извините, – еле сдерживаясь, чтобы не засмеяться, растянулся он в широчайшей улыбке.

– Вы хотели задеть мое самолюбие? Напрасно. Вам это не удастся. Напротив, все сказанное Вами, для меня, в некотором роде – комплимент, – три раза акцентируясь на слове «Вы», обиженно отчеканил американец.

– Боже меня упаси! Чего уж я точно не хотел, так это Вас задеть за живое. Разве что, пошутить, и то – малость, – молитвенно, как пономарь, растягивая слова, заблажил Зобин, – да видно криво у меня сие получилось. Вы уж, батюшка, не обессудьте, – даже извиняясь перед своим гостем, продолжал он валять дурака.

– Ну, под стол я, конечно же, не полезу, – приняв и такие извинения хозяина дома, улыбнулся Маккинли, – слишком много народу. А на преобразователь, пожалуй, взгляну.

– Смотрите, – снова улыбнулся в ответ Зобин, – Смотрите, чего уж там…

– Скажите, Михаил Дмитриевич… Ой, извините, Михаил. А почему об этой технологии нет никаких публикаций? Ни под Вашим авторством, ни под чьим-то еще?

– Других авторов нет, а мне писать об этом не было нужды. Тема не вызвала в свое время никакого интереса у окружающих, а теперь она не вызывает интереса у меня.

– Хотите сказать, что Вы напрочь лишены даже элементарного тщеславия? – американец, слегка прищурившись, цепко уставился на хозяина дома, а тот был обезоруживающе прям и добродушен:

– По-моему, я ничего такого не говорил.

– Даже если не говорили! Сунули в стол такую перспективную разработку и рассказываете о ней столь пренебрежительно, словно речь идет о банальном кипятильнике. Между тем, подобного рода технологии могли бы дать развитие целому направлению в прикладной науке. И сделать имя любому ученому мужу.

– Где Вы изучали русский?

– А что?

– Забавно. Ваша манера, как бы это сказать, излишне правильно… литературно изъясняться. Не покидает ощущение, что я общаюсь с героем классического романа второй половины девятнадцатого века. Необычно слышать такое, да к тому же от иностранца. Но мне нравится. И акцент тут, неожиданно к месту. Словно разговариваю с Мефистофелем.

– Что это? Комплимент? У меня способности к языкам… А вообще, если честно – это от отца. Не знаю, откуда он – потомок древнего шотландского рода – говорил на русском, как на родном языке. Оставаясь наедине со мной, с самого детства, старался разговаривать только по-русски. Львиной долей книг в нашем доме была русская классическая литература. В этом есть какая-то тайна, – голос Эндрю дрогнул, и лицо его на мгновение помрачнело, – Тем не менее, Вы не ответили, почему эта работа не получила развития?