Александр Николаев - Delirium tremens

– Володь, не кипятись, давай поговорим спокойно, – не выдержал и повернулся к нему Зобин. Он сохранял флегматичную выдержку, чем раздражал своего друга и шефа еще больше.

– «Не кипятись»?! – это все, что ты можешь мне сказать? Я убью тебя! Что ты ржешь? Правда, возьму и прибью сейчас этим вот пресс-папье! Не буду ждать, пока тебя разоблачат американцы. А они выведут тебя на чистую воду! Поймают, вывезут в Америку и посадят в клетку! Надолго! Навсегда! Так вот, я избавлю и тебя и их от этой мороки, а себя от роли клоуна в том цирке, что ты затеял!..

Мартыненко перевел дух и вернулся в кресло. Михаил Дмитриевич прикусил нижнюю губу. Его разбирал смех, но дальше злить Володю было чревато:

– Ну, тогда посадят тебя. Только наши. И тоже надолго.

– Поглядите на него! Он еще смеется! Он шутит! Юморист! За тебя много не дадут! У меня будет смягчающее обстоятельство! Большое смягчающее обстоятельство! Огромное смягчающее обстоятельство! Я спасу родину! От тебя и позора! – Мартыненко еще раз перевел дух и продолжил, – Давай по существу! Если тут есть что по существу… Что ты хотел сказать?! И перестань ржать, а то точно прибью…

Зобин шумно выдохнул и набрал воздуха:

– Никакого Большого взрыва не было.

– Гениально! Миш, ты что дурак?! Я сижу, читаю вот эту твою ахинею, – он встряхнул пачкой бумаги, заявкой Зобина на проведение эксперимента, – и тут ни слова про Большой взрыв и, вообще, про космологию! Единственное, что я усвоил из этой цидульки – машина водки и дача. Это и есть эксперимент?! Поэтому повторяю свой вопрос: ты дурак?

– Нет.

– Тогда, изволь, объясниться.

– Я пытаюсь. Только когда я начинаю это делать, ты начинаешь орать.

– Хорошо. Я не буду орать. Делай что хочешь. Денег у тебя… куры не клюют!.. Вот болваны-то! Растяпы! Как ты их развел?! Только, знаешь что? Не впутывай больше никого! Заварил кашу – сам и расхлебывай! Без меня, без лаборатории, без факультета, без университета. Сам!

– Володь, без тебя никак. Ты везде вхож. У тебя опыт. У тебя связи. Я надеялся, ты мне поможешь. Мне нужна дача на семенной станции. Врач, желательно из своих и не болтун. Приборы аудио-визуального и медицинского контроля. Еще вопрос с охраной решить. Питание, мебель, белье… И тебя самого я хотел привлечь. Как специалиста. Деньги есть. Надо лишь придать всему импульс. Решить организационные вопросы.

– А водка-то тебе зачем?!

– Там же все написано, – Зобин поглядел на свою заявку.

– Ничего тут не написано. Точнее, из того, что тут написано, непонятно ничего! Поэтому я и прошу… нет, требую объяснений, – Владимир Григорьевич уже выпустил первый пар, хотя от спокойствия был далек.

– Вот, – Зобин достал из рюкзачка и положил перед Мартыненко потертый томик дорожной Библии, – только, умоляю, не кипятись, здесь, в Книге Бытие, мне кажется… Нет, я уверен! Здесь, в книге Бытие – описание реального процесса сотворения Мира. По крайней мере, сотворения мира вещественной материи.

Мартыненко понимал, что ему, чтобы сохранить реноме нормального человека, необходимо снова начать кричать, бурлить негодованием и взывать к здравому смыслу. Но на это его уже не хватило! Миша тот еще фрукт! Понятно, что он что-то придумал, и ему как-то удалось убедить американцев отвалить на это «что-то» кучу денег. Вопрос: «Как?» Может, действительно, в этом «что-то» что-то есть? Владимир Григорьевич сделал вид, что Зобин его уже порядком достал, но может продолжать… Хотя, свои пять копеек он добавил:

– В начале сотворил Бог небо и землю… – начал он и победоносно выдохнул, – Все! На этом можно, не начиная, заканчивать! Ибо… Ибо, это нонсенс, который противоречит всему, что мы знаем по существу предмета на данный момент.

– Ты не представляешь насколько кстати, ты начало процитировал. И оно ничему, собственно, не противоречит. И я об этом подробно все расскажу. Только чуть позже. Хорошо?

Владимир Григорьевич откинулся в кресле и прикрыл глаза, изобразив навалившуюся усталость, всем своим видом показывая, что негодование его так и не отпускает:

– Хорошо. Дальше.

– Вот. Дальше… даже не знаю с чего начать, – Михаил Дмитриевич смутился, – столько раз представлял себе этот разговор, а теперь мысли разбежались. Растерялся.

– Давай уж. Начни хоть с чего-нибудь. А то довел человека до истерики, а теперь сказать ему нечего.

– Ладно. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою… – продолжил он, начатое Мартыненко повествование, – То есть, безвидна и пуста? А вода уже была? – Зобин никак не мог войти в ритм, мучительно подбирал слова, – И еще один момент. Вначале Творец создает небо и землю. А потом, на второй день, создает твердь, называя ее небом, и на третий отделяет сушу от воды, называя ее землею. Что же за небо и землю он сотворил тогда в начале?