Павел Соловьев - Memento mori. Фантастические рассказы

– А я узнал вас. Георгий, кажется?

– Григорий я.

– Точно! Простите, Григорий. – Раевский говорил без тени улыбки. – Вы один из тех редких человек, которые… впрочем, не важно.

– Нет уж, договаривайте!

– Вы умрёте 3 марта 2033 года от сердечного приступа, не так ли?

– Откуда вы… – вспыхнул Григорий и осёкся. – Ах, да, что это я, – он пожевал губами. – Ну и зачем вы напоминаете мне об этом?

– Это день и моей смерти, – негромко ответил Раевский.

– Правда? Я думал, вы бессмертны, – пробормотал Григорий, отводя глаза.

Раевский улыбнулся.

– Вы напрасно на меня злитесь, Григорий. Я не виноват в вашей смерти: я лишь знаю, когда она наступит. И это даёт вам большие преимущества.

– Какие же? Каждую минуту думать об этом страшном дне?

– Наоборот! Перестать о нём думать вообще. Вы знаете, что смерть неизбежна, не так ли? Смерть – это логичное продолжение жизни. Вы знаете, когда наступит день икс. Так живите полной жизнью, ни в чём себе не отказывая! Как я, – и Раевский театральным жестом обвёл комнату.

– Я не могу так. – Григорий поднялся. – Я не могу не думать о смерти. И надеюсь, что этот день можно изменить.

– Знаете, чего вам не хватает? – Раевский тоже встал. – Веры.

– Я атеист, – на всякий случай уточнил Григорий.

– Ах, оставьте! При чём тут высшие силы? Я говорю сейчас не о них.

– А о чём же тогда?

– Вам не хватает веры в людей. В меня, например.

– А почему я должен вам верить? – Григорий направился к выходу. – Может вы какой-нибудь прохиндей, который наживается на смертях людей? Судя по обстановочке, вы многих обвели вокруг пальца!

– Мне ещё немного довелось поработать на правительство, – вполголоса сказал Раевский. – Там совершенно другие деньги.

– Как же вам удалось оттуда соскочить? Не думаю, чтобы вас так просто отпустили.

– Нет ничего легче! – Раевский тонко улыбнулся. – Я стал допускать ошибки.

– Ну, а сами-то вы отчего умрёте? – уже в дверях спросил Григорий.

– Вам станет легче от того, что узнаете? – грустно спросил Раевский.

– Конечно! Я смогу мысленно попрыгать на ваших костях.

– Я уйду в вечность от неестественных причин.

– Как бы вы тут красиво ни выражались, вы всё равно жулик! – в сердцах выкрикнул Григорий и захлопнул за собой дверь.

– Время нас рассудит, – Раевский учтиво кивнул в пустоту. – Я даже знаю, когда.

***

С этого дня Григорий плотно взялся за свою жизнь. Бросил выпивать даже по пятницам, стал ходить пешком, а затем и вовсе стал бегать по утрам. Он похудел, тело стало приобретать мужской силуэт, и Гриша с удивлением стал ловить на себе заинтересованные взгляды немолодых дам, которые стали выходить на балкон аккурат во время его оздоровительных моционов.

«А что? Нужно и мужскую силу держать в тонусе», решил Григорий. Вспомнив, как это делается, он нанёс внезапный визит с продолжением соседке из третьего подъезда, которая имела смелость не только вздыхать, провожая томным взглядом его степенные пробежки, но и заговаривала с ним иногда, кокетливо отставив сухопарую ножку в сторону. Особых подвигов Григорий не совершил, но полюбил жизнь на склоне своих прожитых лет, и, похоже, она отвечала ему взаимностью.

Больше всего Григорий берёг своё сердце. Регулярные походы к кардиологу он возвёл в культ, аккуратно отмечая красным фломастером день осмотра на перекидном календаре. Врач удивлённо пожимал плечами, наблюдая за улучшением его здоровья.

– Вы словно сто лет собираетесь прожить, – недоумевал он, рассматривая Гришины кардиограммы.

– А что мне может в этом помешать? – с апломбом спрашивал Григорий, радуясь чётким линиям биения своего сердца.

– Собственно, кроме смерти – ничего, – пожимал плечами врач.

У него было своеобразное чувство юмора.

***

Годы брали своё и со временем Григорию пришлось отказаться от регулярных пробежек по утрам. Потом ему стало тяжело подниматься на третий этаж, и Гриша с тревогой думал о том, что всё-таки прав оказался этот негодяй Раевский. Григорий никак не мог взять в толк, что Раевский не виноват ни в смерти его друзей, ни в скорой его кончине. Всё восставало против этой мысли у Григория внутри, и он постоянно злился на себя за это.

Наступило 03.03.2033 года.

Григорий Афанасьевич Воронцов, старик семидесяти трёх лет, крепкий сердцем, но с больной душой, проснулся утром с мыслью, которая не отпускала его уже много лет.

– Убью его, – прошептал Гриша, глядя на своё скудное отражение в зеркале. – Раз суждено случиться неизбежному, пусть именно я буду орудием судьбы.