Влад Костромин - Непроданное

– Деньги… те, которые у меня… Я шантажировала губернатора. Узнала, что он…

– Мне этого не надо знать, – поднял руку ладонью вперед в запрещающем жесте. – Шантаж никого еще до добра не довел. Много ты из него вытянула?

– Десять штук…

– Собиралась продолжать?

– Нет, я вся материалы ему отдала.

– Хм… Десять штук не такая уж большая сумма, чтобы тебя заказывать. Думай еще.

Она задумалась. Через какое-то время нерешительно произнесла:

– Да больше вроде, как и не за что. Я больше ничего и не сделала.

Теперь задумался я, взяв ее за руку.

– Ничего не сделала? А как же младшая сестра?

Недоуменно посмотрела на меня, а потом, осознав, начала плакать.

– Я ни хотела! Правда! Это случайно произошло! Несчастный случай!

– Случай, может быть, был и несчастным, но в душе ты была рада, когда она погибла. Так?

– Она больна была! Она мучилась сильно!

– Вот видишь? Значит, когда погибла больная сестра, ты считаешь, что ей стало легче. Значит, и тебе после смерти станет легче. Чего бояться-то?

– Я не хочу умирать!

– Никто не хотел умирать, как сказал классик. От твоего желания больше ничего не зависит.

Вновь наступила тишина. Она беззвучно плакала, я смотрел на текущие по оконному стеклу струи дождя, часы в прихожей монотонно уменьшали отведенное ей время.

– Значит, это за сестру? – не выдержала.

– В принципе, сестры бы хватило за глаза, – согласился я. – Но ведь смерти сестры и мать не перенесла? Так?

– Да, почти сразу умерла после похорон.

– Вот видишь, косвенно ты виновата еще в одной смерти. А это повесомее шантажа. Уж мне поверь. На том свете тебе за это придется отвечать гораздо строже.

– А тебе? Тебе не придется за мое убийство отвечать?

– Мне? Я лишь инструмент. Как отвертка или нож. Разве кто-то заставляет отвечать нож за то, что тот режет не только колбасу и овощи, но и людей? Нет.

– Ты же не нож!

– Это не имеет значение. Тебе сейчас должно быть не до философии и не до анализа моих поступков. Так кто еще мог заказать тебя?

– Отец? – неуверенно то ли спросила, то ли сказала.

– Отец? Хм… – задумался. – Да, похоже, так и есть. Он же с вами не жил. Да?

– Да. После того как выяснилось, что сестра больна, он развелся с матерью и жил в половине нашего старого дома.

– Вот и мотив. Папеньке надоело ютиться в хибаре, и он решил перебраться в квартиру. Твою.

– Неужели, он мог заказать родную дочь из-за какой-то квартиры? – на ее лице было написано искренне изумление. – Отец?

– Знаешь, это еще не самый незначительный повод, из-за которого люди убивают друг друга.

– И ты хочешь, чтобы я заказала собственного отца?

– Мне, если честно, без разницы. Тут важнее хочешь ли ты этого сама. Только подумай хорошо. Тебе и так уже отвечать за две смерти. От твоего выбора многое зависит.

За окном постепенно начинало светать. Ее глаза начинала затягивать поначалу незаметная пленка, отделяющая мертвых от живых. Она смотрела уже сквозь меня и, казалось, прислушивалась к чему-то.

– Деньги в холодильнике. В упаковке из-под пельменей, – внезапно произнесла она. – Только пускай он не мучается.

– Хорошо. Передавай там привет, – я вновь взял ее руку, наблюдая, как гаснет в ее глазах жизнь.

– Люди все-таки остаются людьми, – вслух подумал я. – Приняв смерть от моей руки, ты, хотя и явилась причиной смерти сестры и матери, могла бы рассчитывать на определенное снисхождение. Может быть, ТАМ бы тебе и простилось. Но выбор сделан. Ты отяготила свою душу еще одной смертью. И, между прочим, совершенно напрасно – твоего отца я бы и так навестил. Убивать своих детей не хорошо.

Тело, покинутое душой, рухнуло на пол, а я все также продолжал держать ее холодную, липкую руку. Наконец отпустил, встал. Вынул из сумки ополовиненную бутылку виски и поставил на стол. Пластиковую убрал в сумку. Достал из холодильника упаковку из-под пельменей. Проверил. Внутри лежали пять перетянутых аптекарскими резинками пачек. Этакая посылка с того света. Точнее, из Ада, учитывая нынешнее место нахождения «отправителя».

В квартирах начинали звонить будильники, включаться телевизоры, журчать унитазы и водопроводные краны в ванных комнатах. Покинул квартиру. Замок защелкнулся за мной. Я спустился по лестнице. Небрежно кивнул, совершенно не обратившему на меня внимания, консьержу. Этому краснолицему крепышу еще рано меня замечать. Вот когда он решит, что теща слишком уж зажилась на свете, тогда мы с ним и познакомимся поближе. Вышел на улицу. Серый холст утра, подготовленный дождем, на котором кисть солнечных лучей засверкала тысячей радуг, распахнулся мне навстречу.