Горящие, растопыренные, вернее, какой-то неправильной формы уши запомнились мне в мальчике больше всего, хотя, когда он выходил и юркнул из лифта налево, я сделал всё возможное, чтобы память моя прихватила с собой как можно больше подробностей.
Что у него за жизнь? Какие у него сейчас радости и печали? Насколько дружная и благополучная у него семья? Всё мне было невдомек. Не сомневался я только в его внутреннем достоинстве, которое я обнаружил как чувство, внезапно меня посетившее и непонятно на чем основанное.
На седьмом высадилась фуражка – нам с барсеткой пришлось постараться, чтобы дать ей достойную дорогу; на двенадцатом барсетка оставила меня одного. Как здорово ехать до последнего этажа, как приятно оставаться в гордом одиночестве! Ведь мы, немногие, кто живет на четырнадцатом, – особая каста. Пишу с юмором, хотя в детстве я был в этом вопросе совершенно серьезен, свято веря в некоторую нашу инаковость; но в чем она заключалась, я, ей-богу, не смог бы объяснить. И, как бы храня от грубых посягательств прекрасную тайну, я предпочитал отмалчиваться, когда у меня, ребенка, сюсюкаясь, узнавали, на какой этаж мне ехать; отвечал я, только когда переспрашивали, и произносил максимально сурово и горделиво: «Мне до конца».
* * * * *
Улица ныряет в Каменный Лог – огромный, многокилометровый овраг, разделяющий город на две неравные части. В Логу когда-то текла древняя река – до наших дней осталось лишь пересохшее, как горло умирающего, русло; гальванизируя, река ненадолго обретает нечто, похожее на подлинное существование, при сильных дождях. Величественный Лог становится грозен, ибо страшна его вековечная ярость, вспыхивающая под аккомпанемент молний в грозу, когда всё бурлит и льется через край и когда холмы угрожают сомкнуться, точно пасть голодного зверя.
На восточных склонах стыдливо жмутся друг к другу маленькие, сморщившиеся домишки, поросшие щетинкой, как бабушкино лицо. Пожившие свое и, кажется, сами сознающие свою мучительную старость, они трогательно подставляются солнцу, питаясь им одним, и просят только не трогать себя, хотя новая жизнь, стремительно меняющийся окружающий мир давно уже недобро смотрят на них с грубой, надменной высоты новостроек.
На западных склонах частный сектор обрывается; на одном из этих склонов – моя четырнадцатиэтажка.
Она выбивается из общего ряда домов четной стороны: стоит чуть в отдалении, как бы на отшибе, на самой нижней площадке – на ярусе, который я прозвал нулевым. Мой дом, последний по нумерации и по смыслу, – крепость, форпост: дальше безраздельно властвует Каменный Лог, загадочный, своенравный.
Она не похожа на остальные дома: в детстве я с гордостью считал четырнадцатиэтажку самым высотным жилым зданием в городе. Может, это и правда. Может, это и было правдой. Существенно то, что я никогда не проверял. И даже не пытался проверить, разузнать. Мне было достаточно того, что я так решил.
Она уникальна, ни на что не похожа и навеки любима, ибо она – родная. Конечно, из роддома мы с мамой отправились в другое место, ведь жили мы тогда в отдаленном районе города, в однокомнатной. Но, в сущности, это не принципиально: тот дом значит для меня мало; та старая однокомнатная, думаю, оставила заметный след в жизни моих родителей, но никак не в моей. Именно здесь, на четырнадцатом этаже, над зияющей пропастью Лога впервые по-настоящему проявилось мое Я, и моя мысль стала потихоньку шерудить в пространстве и времени; именно здесь моя родина – и только здесь. Мой дом – башня.
Еще западнее, между двух девятиэтажек зажата асфальтная площадка, слегка приукрашенная зеленью и слегка изуродованная мусоркой вида довольно неприглядного. Живописный памятник былых времен – перекладина для выбивания ковров. Интересно, сколько лет назад последняя хозяйка, вооружившись специальной ракеткой, выходила сюда спасать свой быт и семейное счастье в борьбе с ненавистной и неиссякаемой пылью? А вообще-то здесь теперь автомобильная стоянка, и в моих глазах она куда как более нежелательна, чем перекладина, ковры, пыль… Машин в моем детстве было всё-таки значительно меньше, и они не мешали так, как досаждают теперь.
С тех пор, как нам дали квартиру, мы счастливо жили здесь втроем – папа, мама, я. Окна с видом на Каменный Лог. С противоположной стороны, там, где подъезд, общие балконы и драконий хвост, – вид на улицу и верхний (первый) ярус. На одном уровне с асфальтной площадкой – свободнее дышащий пригорок, чуть изгибающийся и в конечном счете смыкающийся с Логом. Пригорок не асфальтирован и потому почти полностью зарос травой. По легенде, когда-то там стоял малоэтажный дом, от которого – после сноса – частично сохранился лишь фундамент. Усеянное каменьями поле, на котором мы, однако, безо всяких проблем постоянно играли в футбол, устраивали всевозможные футбольные игры, служило главным подтверждением правдивости этой истории.
Читать дальше