Воруем у Алискиного брательника из карманов контрамарки. Накопили коллекцию: красные, зеленые, оранжевые, золотые. Гладим утюгом и проходим на халяву. Билеты нам бы не продали, а в толпе удается проскользнуть. И красимся уже под египтян – черными тенями. Предки дают нам деньги на такси из клуба домой, а мы спускаем их на «отвертки» и «блудливых мэри».
Был у меня на днях душераздирающий разговор со школьным психологом, Олесей Николаевной. Про то, как опасно пробовать все подряд.
«Одну из зол пережили – и устремились к другой! – почти кричала Олеся. – Решили, что поумнели! Подростковая жестокость еще не все, бывают вещи и пострашнее. Начитавшись книг для взрослых, не поймешь до конца прочитанное и не повзрослеешь в одночасье! Нужен опыт. Зрелое восприятие мира вокруг. Разрешение одного конфликта не избавит от последующих бед. Не торопите время. Не кидайтесь во взрослую жизнь, как в омут. Хоть иногда слушайте старших, доверяйте тем, кто свои ошибки уже совершил и пережил. Потому что ошибки юности могут изувечить на всю оставшуюся жизнь. Необратимо сломать. Обернуться трагедией!»
От ее «тра-ге-ди-е-й!!!» до нутра пробирает ледком, как от дурного предчувствия.
И в доме сквозит. Холодно, до дрожи.
Интересно, кто-нибудь видел замерзшую водку? Может, в Якутии? Или космонавты на Луне по ночам лижут заспиртованный лед? Или наоборот: под строчку Есенина «с бандюгами жарю спирт» всегда отчего-то представляются революционные костры, один бутыль на весь замерзший Питер – кладут на жаровню и дружно вдыхают спиртовые пары.
Спиртного в холодильнике, конечно, не оказалось, для него всегда почему-то нужен повод. Жаль, добавила бы капельку в чай, чтобы согреться. Батареи включат на ноябрьские праздники. Самое мерзкое время: тепла в доме еще нет, а на улице уже холодно. И ветер с дождем прямо в окна.
Как-то мама в порыве откровения сказала: «На вас вся надежда! Наше поколение никогда не вырвется из страны советов. Рожденные в семидесятых – потерянное поколение, вынуждены выбирать судьбу на перепутье, в эпоху развала и разгула, а вас, может, и вынесет штормовой волной на берег благополучия, сумеете сберечь себя для счастья».
Ага, Изумрудный город выстроим и забаррикадируемся от старших братьев и сестер. Они и сами бы нас замуровали в стену, как в ужастиках Эдгара По, чтобы не подглядывали.
Наивная она, на самом деле с каждым поколением все безнадежнее, потому что мы все предыдущие разочарования в себе несем. Это как папины фракталы Бенуа Мандельброта: меньшее растет из большего, повторяя его в произвольной форме. Случайно и непредсказуемо.
У деревьев из хаоса рождается гармония. У людей нет. Я люблю рисовать деревья, переплетающиеся ветвями. Или чтобы их тени на земле, соприкасаясь, напоминали влюбленных, держащихся за руки. Однажды нарисовала, как сосна корнями обнимает прибрежные скалы. Олеся Николаевна похвалила и сказала, что корни – это крепкая связь с родителями…
За чаем прочла в рассказе Набокова словосочетание «складные картины» – и сразу в памяти заскребся тот сизый сентябрьский рассвет после первой по-настоящему серьезной ссоры с мамой. Ночь напролет я бездумно выкладывала в ряды квадратики с листьями лиан, тигриными глазами и спинами, кусочками синего неба и облаков. Механическое действие лучше всего успокаивает. Это было любимым семейным занятием – собирать мозаику, а папа аккуратно наклеивал ее на кусок картона и вешал на стену, как картину.
Мама вошла в кухню в шесть утра, кутаясь в махровый халат. Заплаканная. Тоже всю ночь не спала. Тихо обняла меня и сказала: «Ложись! Я напишу тебе записку для школы». И начала собираться на работу. Жаль, что взрослым некому написать освободительную записку.
Сейчас бы все сложилось иначе. Олеся Николаевна научила меня жить мечтами о будущем. Руки Хирурга снятся реже, я будто выдохнула, избавилась от стыда, перестала в ужасе озираться назад, но это только с ее появлением в школе, а до встречи с ней была сама не своя.
Застала маму с дневником в руках. Дневник я хранила в шкатулке, а резной ключик носила на цепочке как кулон. Заходил кто-то из друзей, отвлек, и я забыла дневник на столе. Обыкновенная школьная тетрадка. Мама решила, что тетрадка с сочинениями, и принялась читать. Ей нравились мои сочинения, тетрадки по литературе – единственные с высокими отметками, преподаватели остальных предметов мрачно констатировали: «Жанна не учится, ничто ей неинтересно, выползает на тройки-четверки за счет генов». А литераторша мной гордилась. И мама тоже.
Читать дальше