Мне стало невыразимо тоскливо. Я решила жить быстро, как герои рок-н-ролла, каждый день – как последний. А о смерти к тому времени уже почти все знала.
Впервые поняла, что живое хрупко и может погибнуть в любую минуту, когда мне было лет семь или восемь. Бежала за автобусом наперерез через площадь. Площадь была покрыта сизым шевелящимся ковром голубей, клевавших хлебные крошки. Я бежала, голубиное покрытие мгновенно превращалось в ковер-самолет. Мне и в голову не пришло, что птица может не взлететь, не увернуться. И вдруг под ногой – что-то скользкое, мягкое, хрустнуло. Воробышек собирал крошки подле голубей. Я ощутила необратимость прошедшего времени глаголов: больше не собирает – и никогда не будет. Баюкала в ладонях еще теплый трупик.
Взрослые за спиной перешептывались: «Может, закопаем птичку под деревом? Девочке легче станет».
«Не трогайте, первый опыт смерти. Надо пережить, осознать».
Вскоре все разошлись, а я осталась одна посреди площади. Воробышек на ладони был уже холодным.
Позже в жизни возник Хирург, и я узнала, как приходит смерть. Больно, но буднично. И ничего ты с ней не поделаешь. Непреодолимое зло.
С бабушкиных похорон тоже все родственники расходились, обсуждая какие-то мелкие домашние дела, каждый в свой будний день. А она осталась одна под каменной плитой за оградой кладбища, будто так и должно быть.
Часто мне потом снилось, что она по-прежнему с нами, но словно не в нашей квартире, а в какой-то чужой. И песок летит в раскрытые окна, заметает полы, столы, шкафы, и мы уже по горло в песке, не можем пошевелиться. Она просила вымести песок из дома. Я рассказывала о снах родителям, мы возвращались на кладбище и укрепляли могилу: почва оказалась песчаной – и памятник проседал, сгибался к земле, чуть не падая.
В день поездки на кладбище покупали цветы, и папа говорил, что нет смысла делать крюк от дома к цветочному магазину, чтобы потом возвращаться обратно на автобусную остановку, что цветы можно купить у дороги перед кладбищем. Мама ворчала: «Математик! Ничего-то о жизни не знаешь». Однажды и я увидела, как нищие забирают еду и сигареты у покойников – и поняла, почему мама заставляла нас делать этот крюк.
Гуляя сегодня по Зареке, мечтала, что мы с Джексоном будем, как Орфей и Эвридика. Мимолетная встреча летом, зимой – разлука и царство тьмы, но если я начну замерзать, он придет и согреет, спасет меня своим танцем. Или как Геро и Леанр: ночью я зажгу в комнате свет, он переплывет зарецкое болото, и мы уже никогда не расстанемся.
«Ты мой свет в окошке», – твердила мне покойная бабушка.
Евгений Романов, в нашем веке
Он узнавал птиц по голосам и мог исцелить любое мохнатое существо. В городе к нему обращались не иначе, как Евгений Романов или доктор Романов. Уважали все, кто любит животных. В северном краю животные – залог тепла и уюта в доме.
Антрацитовый блеск глаз скрадывала легкая седина на висках. «Рано, Жен», – сокрушалась мать. Но только таким он смог обрести самоуважение и жить в ладу с самим собой.
«Вырождаемся, – рассудил отец. – Единственный сын как ракло 1 1 1 не цыган, чужой
рос, так и всю жизнь не делом занят».
«Брось, животных природа исцеляет», – поддакивала мать.
«Больше нет. Звери в нашем безумном мире больны, как и люди», – отвечал Евгений.
В восемнадцать лет добровольно пошел в армию – служить в горячие точки. Чечня не иссякала, а его черные глаза как раз там были востребованы. Ходил в разведку и на переговоры в аулы. После имел льготы на обучение. Выбрал профессию ветеринара.
Однажды вылечил даже львенка из гастролирующего цирка. Львенок терял зрение, плохо ориентировался в пространстве. Альбинос, ничего не поделаешь. «Держись, тезка, прорвемся», – шептал ему, капая в глаза бабкины отвары. Евгений был единственным врачом в городе, не чурающимся нетрадиционной медицины, способной исцелить безнадежно больных. В умелых руках и скальпель, и дорогие лекарства в фирменных упаковках, и дары природы превращались в мощную систему обороны хрупких теплых мирков внутри тел от смертоносных ветров отчаянья. Белый лев вырос на арене, судя по афишам: цирк приезжает в город каждое лето.
Семья Евгения кочует по городам, точнее, ее женская половина. Отец умер в пути, не дождавшись коронации сына. Старшая сестра выгодно вышла замуж в Санкт-Петербурге, а куда дальше они отправились всем табором – устал следить. Вздохнул с облегчением, когда проснулся один. С периодичностью раз в полгода звонили и требовали денег в связи с финансовым кризисом или рождением очередного наследника. Евгений включал режим экономии и высылал перевод, чертыхаясь процентам. Зарплата у царя зверей не соответствует признанию в кругах общественности, а руку не золотил никогда – цыганские корни в прошлом. Со временем научились обходиться сами и звонили теперь, чтобы справиться – жив ли?
Читать дальше