Эдвард Ли: ГОЛОВАЧ

Кровь лилась у нее из башки, словно вода из охладителя на самогонном аппарате. Но как только кровотечение прекратилось, Трэвис тут же сунул в отверстие свой торчащий причиндал и с удовольствием принялся трахать еще теплый мозг. Глаза Трэвис закрыл, потому что не хотел смотреть на тело Чесси. Зрелище было то еще - под обтягивающим платьем колыхались складки жира, с противоположного края стола свисали огромные грязные ноги. Густые пучки волос подмышками напомнили Трэвису металлическую мочалку, которой ему приходилось чистить кастрюли во время дежурства в тюремной столовой. Одна из сисек вывалилась наружу - большая, как голова ребенка - и перекатывалась туда-сюда словно мешок с куриным жиром. Из соска торчало несколько мерзких черных волос, как будто кто-то воткнул в него рыболовные крючки. Неее. Трэвису не нужно на такое смотреть, если он не хочет, чтобы у него "упал" прямо в башке.

- Трахай, Трэвис! - продолжал подначивать его Дедуля, надрачивая в своем кресле с красным от усердия лицом. - Кончи ей прямо в башку, мальчик! Трахай эту оборвашку!

И Трэвис трахал. Правда много времени у него это не заняло. Он почувствовал, как нарастает внутри него наслаждение, и оно было несравнимо ни с чем. Зрачки Трэвиса сошлись в кучку. Он схватил Чесси Кинни за огромные, потрескавшиеся от грязи уши и стал долбить еще жестче, как будто ножевой разрез в ее мозгу был горячим, сосущим ртом пятидолларовой придорожной шлюхи. В следующий момент Трэвис приподнялся на цыпочки, застонал, и выпустил мощную струю спермы в "мозолистое тело" мозга Чесси Кинни. Хотя он все-равно не знал, ни что такое "мозолистое тело", ни что такое "центральная борозда", ни что такое "затылочный полюс". Достаточно сказать, что он выпустил мощную, горячую струю прямо ей в башку. И это было здорово. Никогда в жизни ему не было так хорошо.

- Ох, едрен батон, Дедуля! Позволь мне сказать, "кончун" был что надо.

Трэвис отступил назад, сырой от пота. Его обмякший член выскользнул из свежепроделанной дырки.

- Да уж, мальчик! - согласился Дедуля. - «Головачи» - это нечто, правда? Кому нужна женская писька, если можно трахать башку?

- Но... Дедуль. - Трэвис замялся, чувствуя себя очень виноватым. Все то время, пока он ублажал себя, бедный Дедуля сидел с торчащим из штанов старым, но все еще рабочим хреном.

- Едрен батон, Дедуль. Ты ж сам еще не кончил.

- Да, неважно, мальчик. Старику вроде меня, нужно время для этого дела. Смотреть тоже неплохо. Глядя, как сильный, молодой мужик вроде тебя, трахает башку, я вспоминаю былые деньки. И позволь мне сказать вот что, сынок. Я перетрахал достаточно голов на своем веку.

- Бьюсь об заклад, что так оно и было, Дедуль, - согласился Трэвис, застегивая ширинку. - Почему б тебе не трахнуть башку прямо сейчас? Вон на столе у нас свеженькая, если не брезгуешь после меня.

- Ох, едрен батон, сынок. Я ценю твою заботу, но мой "мозготрах" остался в прошлом. Не могу встать с этого проклятого кресла. Ножек-то нет.

Трэвис улыбнулся широкой теплой улыбкой любящего внука. Он знал, как помочь Дедуле.

- Я буду твоими ногами, Дедуль, - сказал он и поднял своими огромными мускулистыми ручищами Дедулю с кресла и поднес его к мертвой голове Чесси Кинни. - Не позволю, чтобы мой Дедуля сидел и смотрел, как я трахаю башку, а он нет. Дааа!

Трэвис поднял старика с кресла с такой легкостью, как будто это была подушка с утиным пухом.

- Не беспокойся, Дедуль, я не стал в тюрьме пидором, но придется мне ненадолго взять твоего "петушка", чтобы направить куда надо.

В следующий момент Трэвис схватил торчащий член Дедули и, удерживая его одной рукой на весу, и направил прямиком в ждущую теплую дырку в башке Чесси.

- Ох, Трэвис, - прохрипел Дедуля в неземом блаженстве. - Не могу описать, как здорово, почувствовать свой писюн в девкином мозгу столько лет спустя.

- Давай, Дедуля, - подгонял Трэвис. - Трахай эту башку! Трахай! Залей эту дырку молофьей!

И морщинистый Дедуля принялся наяривать, любезно поддерживаемый на весу своим добрым, крепким внучком.

- Не спеши, Дедуль. Накачай ее, как следует. Не стесняйся! Трахай!

Дедуля вилял своей старой плоской задницей и, несмотря на возраст, меньше, чем через минуту заохал-заахал, задрожал, затрясся, как осиновый лист, в оргазмическом блаженстве.

- Ооо-дааа, ооо-дааа, дааа! - вырвался у него из горла хриплый стон. - Ох, едрен батон, Трэвис! Я так охрененно сейчас кончил ей в мозг! Еще хватит в моих старых яйцах молофьи, чтоб залить доверху это "отхожее ведро"!