Дмитрий Астахов - Механизм. Ублюдки тоже чьи-то дети…

– Куль… Тотем… Он там, – на сбитом дыхании заговорил Лука, тяжелая рука нетвердо протянулась к сопке чуть возвышающейся в стороне над деревьями, – Как ты и говорил… Белый. Каменный… Три грани.

– Далеко?

– Часа полтора. Вдвоем за минут сорок управимся.

– Хорошо… – задумчиво протянул Фома Егорыч, чуть запрокинул голову, взгляд задержался в кроне дерева под которым сидел Лука.

Верзила подпирая локтями липкий от смолы ствол царапая подошвами мерзлую землю вздел себя на ноги.

– Куль, ну так что? Мы нашли его? – усатое лицо понемногу оживало детским восторгом.

Опустевший взгляд Фомы Егорыча проводил то место, куда недавно тыкал палец Луки.

– Скот поднимешь… через час. – ответил не сразу, голос разгладили привычные холод и спокойствие, – Лишнего не болтай. Встанешь в голову. Поведешь без фанатизма.

Верзила часто закивал.

Фома смерил его взглядом недоверчивым, точно наперед знал шансы, что усач сделает все как надо.

– Ненужно чтобы скот раньше времени разволновался. – более не сказав ни слова отвернулся, зашагал к лагерю.

Тело горело напряжением, он едва удерживал себя от того чтобы сорваться в бег, пинками поднять на ноги отрепье, очертя голову гнать их до места где Лука видел тотем но… двадцать восемь лет!.. Двадцать восемь долгих лет он ищет проклятый камень, и уж теперь то… слабину себе дать не мог.

Он был совсем малым, когда отца задрал медведь: во дворе, средь бела дня. Мама рассказывала – зима выдалась тогда холодной. Огромный голодный зверь забрел во двор еще по темну незамеченным. Отец с утра собрался в райцентр, сдать шкурки на фабрику, прикупить продуктов. Лошадь в сани запрягали редко, оглобли и хомут почти не покидали теплой стаи. Там-то они и встретились – хозяин и человек.

Надсадный крик мамы, неистовое ржание лошади… На шум с соседних дворов заспешили люди. Мужчины вооружились рогатинами и баграми, у некоторых ружья. Заправляемые дедом они силились выдворить зверя. Хозяин же со всей своей звериной свирепостью отстаивал право на добычу. Лишь спустя какое-то время будто пресытившись надоедливостью людишек, мохнатое чудовище ринулось прочь. Из темноты на людей двинулась ощерившаяся пасть. Загромыхали выстрелы оскверняя морозный воздух запахом серы. Животное выскочило наружу, зацепило плечом край дверного проема, окосячку выдрало вместе с посаженной на нее дверью будто ничего не весила, на снег полетела щепа. Мужчины волной отпрянули, тыча перед собой, кто вилами, кто рогатинами, а кто просто подвернувшейся под руку жердью, но ни один не кинулся прочь, и в паре метрах от чернеющего за спиной прохода медведь остановился. Огромный, в холке не ниже доброй лошади, будто выставив на обозрение желтые клыки, медведь неспешно поднялся на задние лапы, гневный взор окинул толпившихся полукругом людишек. Вновь зачихали старые двустволки – для дьявольской зверюги, что куриной дробью. Вновь воздух поплыл от яростного рева, с оскаленной пасти прыснула пена. Хозяин ударил могучими лапами в снег, рванул напролом. Люди едва успели отскочить с пути. Сжимаемые в руках остроги полетели вслед чудовищу, но и они точно заговоренные, либо прошли мимо, либо не причиняя очевидного вреда тыкали в густую шерсть, сыпали на снег точно простые палки. И только дед все ж как-то исхитрился зацепить багром мохнатый бок, выдрал клок красной плоти. Зверь совсем по-человечески дыхнул, но скорости не сбавил. Оставив порушенный строй за спиной медведь остановился лишь у поваленного местами частокола, неуверенно чертившего деревушку по кругу. Массивные лапы заскользили по укатанному санями снегу точно колеса неуправляемого грузовика, когти абордажными крючьями вырвали из твердого наста фонтаны белого крошева. Чудовищная морда обернулась. Презрительный ненавидящий взгляд обвел нестройную щетину рогатин. В движении чудилось отягощение злобой. Усилие. Будто руша всякие инстинкты, кипевшая в огромном звере ярость нудила оставить покусившимся на его – хозяина добычу, тревожащие шорохами ночи. Медведь зло фыркнул, из ноздрей сорвались облачка горячего дыхания, отрывисто рыкнув, без спешки припустил в сторону леса, остатки частокола осыпались под могучей грудью точно порушенный пушечным ядром.

С тех пор взрослением мальца занялся дед.

«Дух судьбы.» – говорил он, – «Тимир.» – да… тогда его еще так звали, – «За твоим отцом пришла судьба.»

Дед часто рассказывал мальчишке местные предания. Красивые, наполненные сказкой. Одно из них по-особому оставило след в памяти маленького Тимира.