Дмитрий Астахов - Механизм. Ублюдки тоже чьи-то дети…

Истекло два дня, и слова его не преминули опробовать себя на крепость.

Солнце уже вынырнуло большей своей частью из-за неподвижного моря деревьев, разлило по зелени крон морозной желтизной, однако в кущу меж стволов все еще стекал полумрак, воздух полнили запах гнили и прелой листвы, а зверье хоть все же много реже, но напоминало о себе из темноты тоскливыми ночными голосами.

Фома Егорыч привычно сидел у огня, краем сознания внимал мужским голосам за спиной.

Сухой мужичек с лицом морщинистым как измятая рубаха сбивчиво объяснял усатому детине чего он притопал без зайчатины и даже стреляной гильзы не притащил.

– Отец, ты не дуркуй. Что ты мне холодец в уши толкаешь. Говори куда патрон ныкнул. – тяжелый голос Луки звучал дружелюбно, однако лицо Фомы Егорыча, подсвеченное языками пламени на это дружелюбие хищно ощерилось.

– Дык скинул!.. Скинул!.. – мужичек побледнел, широко распахнутые глаза забегали по добродушной физиономии верзилы, – По привычке скинул… – голос на последнем слове предательски сорвался в сип, обветренные губы мелко задрожали, – Стрельнул… Зрение не то – мимо. Стреляную в кусты… По привычке!

– Андрюха, пощупай деда. – через плечо бросил Лука, не отпуская пожилого взглядом. Почти бесцветные, может чуточку голубоватые глаза усача с насмешкой изучали морщинистое лицо незадачливого охотника, тяжеленая ладонь любовно оправила густую шевелюру над губой.

За спиной Луки сухо хрустнули ветки, показалась тщательно выбритая голова в старых белесых шрамах, толстые губы на круглом лице растянула улыбка психопата, обнажила металлические фиксы вместо зубов. Андрюха подмигнул мужичку, пританцовывая обогнул Луку, зашел за спину дрожащего охотника. Короткий палец фиксатого лег под гарду ножа, вызубренным движением потянул лезвие из ножен. Глухой шелест стали разлился по щуплому телу мужичка сильнейшей дрожью. Пожилой охотник прижал к распахнутой на груди фуфайке старенькую двустволку, подался в сторону точно испуганная лошадка, не надеясь сбежать, но исполняя веление порванного сердца оставить, спрятаться, укрыться за любым из деревьев, пней, или поросших мхом кочек, однако здоровенная лапища Луки встала на пути шлагбаумом, бережно вернула его на место.

– Лука. Ствол проверь. И дело с концом. – не оборачиваясь распорядился Фома Егорыч.

Сиплый голос заставил фиксатого остановить нож на пол пути к глазнице бедолаги, светящийся садизмом взгляд потускнел в тревожном ожидании, осел на лице усатого верзилы.

Лука кивнул напарнику, бесцветные глаза детины будто смотрели на все сразу.

Чисто выбритая голова Андрюхи покорно поникла, однако сидевшую в глазах лихорадку потеснила обида капризного ребенка. Он зло зыркнул на несостоявшуюся жертву, отчего та вновь дернулась в сторону, раздражено зашагал туда, откуда недавно явился. Как только Андрюха обогнул Луку, шаг его сделался легче, а воздух раскрасило тонкое посвистывание, лысый затылок фиксатого весело закачался в такт маршу Мендельсона.

Здоровенная ладонь Луки накрыла сухое плечо мужичка, другой пятерней он буквально выдрал ветхое ружьишко из трясущихся пальцев бедолаги. Двустволка согнулась в резком движении, обнажила казенную часть. Удерживая одной рукой мужичка, другой Лука поднес к лицу берданку, заглянул в стволы, понюхал, вышколенным движением он заправил оба. Латунные капсюли удивлённо блеснули в жидком свете, с мягким щелчком нырнули под затвор. Со словами: «Извини отец, дробь мелковата…» , верзила выстрелил в морщинистое лицо. Мужчина запрокинулся на спину, не проронив ни звука. Голова выглядела так будто ей уже успело поживиться зверье. Секунду Лука взирал на дело рук своих, затем точно опомнился, обернулся к остальным горемыкам сгрудившимся у своего костра, они сидели неподвижно точно идолы на капище, тишину нарушало лишь потрескивание сырых сучьев в огне, в атласных от страха глазах танцевали языки пламени. Всем своим нутром люди жаждали оставаться забытыми вниманием этого огромного человека с добродушным усатым лицом.

Ближе всех к Луке оказался худой долговязый мужчина, с острыми коленями и локтями. На его лице тронутым непробудным пьянством живыми казались лишь глаза. Пока садисты мучили его немолодого собрата по несчастью, он всем своим видом старательно выказывал отсутствие какого-либо интереса к происходящему за спиной. Обернуться заставил выстрел. Мужчина неуклюже подскочил, но тут же сел обратно на корточки, обезумевший взгляд заметался по лагерю, споткнулся о распростертое тело на заиндевевшей прошлогодней листве. Пару секунд он бездумно разглядывал выеденное дробью лицо товарища, почувствовав на себе посторонний взгляд нехотя поднял глаза. В шаге от него нависала усатая физиономия. Лука подмигнул. В следующий миг над лагерем прогремел второй выстрел. Долговязый дрогнул всем своим спичечным телом, секунду с непониманием вглядывался в бесцветные глаза верзилы. Затем пальцы правой руки зашарили, точно огромное насекомое забегали по рваной, в чем-то вымокшей на животе фуфайке. Ноги мужчины подкосились, острые колени с силой ударили в истоптанную землю. Прижимая ладонью изодранную свинцом ткань, он медленно повалился набок, свернулся калачиком. Слуха оторопевших людей у костра коснулся тихий жалобный вой, сдержанный, будто не решающийся перерасти во что-то более жуткое.