Дмитрий Астахов - Механизм. Ублюдки тоже чьи-то дети…

Мгновение он смотрел на них словно волк на пыряющих его ягнят. Затем ловко подхваченный топорик обухом смял череп юродивому, что в безумии своем дерзнул потребовать. Нечесаная в патлах голова раскололась точно упавший на асфальт арбуз. Лицо и фуфайку второго парламентера обрызгало бурым. Мужичек застыл будто насаженный на кол, в широко распахнутых глазах замерло непонимание: «товарищ вдруг осел на землю точно вынули все кости, по его щекам стекает что-то горячее и густое, и еще – он почему-то не может шевельнуть головой». Глаза скосились к плечу, круглые бляхи белков заполнил ужас. Краем зрения бедолага уловил металлический блеск. В скуле под виском глубоко увязло лезвие топорика. Куль подошел к каким-то чудом державшемуся на ногах мужчине, бесцеремонно дернул рукоять. Лишь когда лезвие высвободилось от плоти – кроны деревьев разорвал надсадный вопль.

– Глянь Лука. – зло прохрипел Фома подоспевшему верзиле, – Твоя работа.

Неуклюжая каланча с широченными плечами и лапищами отощалого медведя перетаптывалась на месте, растерянный взгляд метался от расколотой головы без всяких сомнений трупа, к подвывающему телу, невесть как все еще остающемуся среди живых.

– Да как же… как же я? Куль? Я же ща… ты же видел… – спотыкаясь словами запротестовал верзила, длинные ручища шарахались из стороны в сторону, крупные точно набор газовых ключей пальцы тыкали то в отведенные под отхожее место кусты, то в приговоренных на земле.

– Кто?.. – резко оборвал его трепыхания Фома, топорик в руке повис над мертвецом, точно готовился порубить.

Усатая физиономия Луки склонилась над истекающей соком головой.

– Кто… Кто… – зашептали губы верзилы будто боялся забыть, что хотел от трупа. Опознание прошло безуспешно, тогда Лука поджав губы обратил свой взор на сгрудившихся у вещевых мешков остальных нечастных, – … Серега… Акай… и этот… Вася… – Лука перебирал взглядом запуганные лица в пол голоса раздавая им имена, – Егорка! – методом исключения опознал бездыханного, поспешил о том доложить, – Егор – в голове топор. – зычно фыркнул в усы верзила.

– Ты облажался! – рыкнул на него Фома Егорыч, топорик в руке поднялся точно зеркало на длинной ручке, взгляд оливковых глаз зло ковырнул беззаботную физиономию подручного, брезгливо отвернулся к окровавленному лезвию, – Привязался к ним. – Фома Егорыч медленно точно тигр по камышам окрест привязанной к дереву козы пошел вокруг верзилы, – Спустил с поводка. – шипел точильным камнем его голос, – На день оставь убогих без страха, и у Егорки уже плечи как крылышки – в стороны. А взгляд от носков. Это уже совсем другой Егорка. Он уже думает, что что-то значит в жизни. – круг замкнулся, Фома Егорыч остановился, голодные глаза встретились с растерянным взглядом усача почти на метр обогнавшего его в росте.

– Нет Куль. Нет. Я их из ежовых не выпускаю. Завтракают и обедают у меня люлями. – широченная ладонь оправила сползшую набок вязаную шапочку, – А от ужина сами отказываются. – глупо хохотнул здоровяк, – А то что по именам всех помню… так я и лошадей тоже люблю. Ща… ща… поделят меж собой поклажу этих… – из-под усатой губы сорвался густой плевок, шлепнулся в подмороженную прелую листву рядом с корчившимся, – …и остальные враз образумятся. Я прослежу.

Пару секунд черные колодцы глаз Фомы Егорыча дырявили глупое лицо подручного точно шило автомобильную покрышку.

– Смотри Лука что бы не вышло так, что не они… – а тебе и мне поклажу нести пришлось. – взгляд сполз к истекающему кровью бедолаге, тот каким-то вялыми бессмысленными движениями пытался заткнуть ладонью страшную рану в скуле над виском, в уже совсем негромком глухом подвывании слышалась обреченность, – Этого не трогать. – распорядился Фома, шагнул вперед будто намеревался пройти сквозь усача. Лука безропотно отпрянул.

– Как скажешь бос. – охотно согласился повеселевшим голосом верзила, взгляд с песьей преданностью засеменил вслед квадратной спине низкорослого человечка.

Мужчина умер не сразу, вернее смерти его никто не увидели вовсе. Люди покидали стоянку вереницей, понурив головы, боязливые взгляды украдкой касались умирающего. Несчастный выпучив глаза силился куда-то ползти, деревянные пальцы судорожно грызли землю, тянули за собой безвольное тело, рот немо хлопал точно голову до шеи путал полиэтиленовый пакет, с уголка губ к истоптанной земле тянулась кровавая слизь.

Перед тем как сняться со стоянки, мужики, подгоняемые прикладами, разделили поклажу убитых. Своим же псам Фома Егорыч нарочито прилюдно велел в другой раз стрелять без предупреждения чинящих безначалие. А, чтобы совсем неповадно было предавать смерти и того, кто окажется рядом с крамольным.

Читать дальше