Олег Крюков - Приключения кирасира Стрешнева

Футляр с курительными принадлежностями, ящик с дорожными пистолетами.

Вот они! Стопка бумаг, перетянутая шёлковой лентой. Степан Петрович развернул их. Векселя, какие-то рекомендательные письма краковским менялам.

Француз смотрел на него. В серо-зелёных глазах была плохо скрываемая усмешка.

– Видите ли, сударь, я – негоциант. А с мадам Стромиловой меня связывают исключительно деловые отношения.

Стрешнев с вызовом взглянул в глаза негоцианту. Что-то не очень он похож на купца! Движение, которым потянулся к голенищу сапога, выдавало в нём человека, привычного брать в руки оружие. Да и затылок у штаб-ротмистра почёсывался ещё в коридоре.

Степан Петрович наставил в высокий лоб ствол Милотты, наклонился и ловко выудил из сапога, сидящего на оттоманке маленький изящный двуствольный пистолет. Под стволами было закреплено бритвенно острое лезвие кинжала.

– Это, чтобы у вас не было соблазна делать глупости.

Тонкие бескровные губы француза растянулись, обнажив ровный ряд белоснежных зубов. Но его улыбка выглядела прямо-таки волчьим оскалом!

Стрешнев обернулся к Madame Стромиловой.

– А вам, сударыня я бы посоветовал быть более осторожной в выборе знакомств.

– Сударь, я не нуждаюсь в ваших советах!

– Тогда не откажите в просьбе! Не наказывайте строго Тихона. Ваш serviteur [25] Слуга (франц). проявил истинное благородство, дав кров русскому офицеру.

Тут мозг Степана Петровича озарила мысль. Пока он тут любезничает с этими двумя неприятными особами, помощник француза, лже-монах Варфоломей везёт бумаги к западной границе.

– Честь имею! – он развернулся и выбежал из комнаты.

Тихона с Евсеем он нашёл около замёрзшего пруда.

– Ружья-то опустите, мужики. Не ровен час, пальнёте. Я-то всё одно стреляю быстрее и промахов не даю.

Стрешнев убрал пистолеты за пояс.

– Пойдёмте во флигель, поговорить надо.

Расселись по лавкам. Збитню Тихон не предложил.

– А барыня ваша с французом этим спуталась, – закончил штабс-ротмистр свой рассказ. – Понять её можно – вдова.

– Да уж, вдова? – крякнул Тихон. – В замужестве-то и дня не была! Сказывают, муж ейный опосля венчания, сразу же стреляться поехал. Ну, и убили его до смерти за какой-то пустяк. У вас, у бар так водится. А матушка наша четвёртый год, почитай и хозяйствует.

– А я смотрю, что-то здесь не ладно! – дёрнул себя за ус кирасир. – А французишка этот… Он – враг, поверьте мне. Я таких за версту чую. В Европах насмотрелся.

Оба мужика растерянно смотрели на офицера.

– А что же нам теперича делать? – спросил Евсей, молодой ещё парень.

– Если честно, не знаю, – признался Степан Петрович. – Я бы вам посоветовал уходить от неё, да куда? Только неприятностей себе наживёте. Хотя, по указу третьего года [26] Указ о вольных хлебопашцах, позволявший крестьянам освобождаться от крепостной зависимости путём выкупа. Для помещиков носил рекомендательный характер. могли бы собрать выкуп. Вот только отпустит ли она вас?

– Откудова деньги-то на выкуп? – почесал в затылке Тихон.

– В солдаты пойти можете.

– Да кто ж меня в солдаты возьмёт? Старый я уже, сорок второй годок пошёл.

Помолчали.

– Ладно, ваше блаародь, мы тут сами разберёмся. А тебе монаха этого ненастоящего искать надо. Пойдём седлать твоего немчуру. Ружьецо-то своё не забудь. Я его почистил, новый забой вставил [27] То есть зарядил. . Потом наезженную дорогу укажу короче версты на две. Может у Мстиславля злыдня этого и перехватишь.

Конь встретил своего хозяина радостным ржанием. Стрешнев припал лицом к тёплому боку, провёл по нему рукой. Серый вздрогнул, когда рука коснулась глубокой царапины.

– Достали тебя, значит, волчьи зубы.

Грустный храп был кирасиру ответом.

– Слышишь Тихон, – позвал штаб-ротмистр уже сидя в седле, – я этого Варфоломея в глаза не видел. Какой он?

– Ну, – задумался тот. – Борода у него подстрижена.

– И всё? А росту-то он, какого?

– Росту? Дык, погоди, Евсей-то наш малевать горазд. В прошлом годе церковь с артелью расписывал. Его барыня отпускала. Евсей!!!

Через четверть часа Степан Петрович покидал усадьбу, сунув за пазуху не без таланта малеванный углём портрет довольно молодого человека с аккуратно подстриженной бородой и лукавым взглядом воспитанника иезуитской школы.

– А Альбион наш серый в яблоках! – крикнул вдогонку Тихон.

Проезжая мимо особняка штаб-ротмистр увидел свечу в окне мезонина. Француз рассматривал его сквозь стекло, словно сквозь ружейный прицел. Что-то подсказывало Степану Петровичу, что они ещё встретятся.