Даниил Заврин - Черное и Белое

– Нет, – сказал Иван, принимая сигарету. – Просто мне очень неприятен их запах и внешний вид.

– Главное не трухать, верно? – Артур поморщился, потер ладони и приложил руку к её лбу: – Ну всё, цирк поехал на гастроли.

Он посмотрел на женщину. За несколько минут, что они были возле неё, она заметно изменилась: появилась бледность, глаза закатились. Было видно, что её начинает трясти. Артур глубоко вдохнул и выдохнул. Изгнания никогда не проходили легко.

Как правило, сначала шли судороги. Иногда не сильные, чаще едва заметные. Порой такие, что, казалось, жертва разобьет колени об пол. Как говорил епископ, самое страшное, если жертва посмотрит в глаза прокаженному, но до этого никогда не доходило. По крайней мере, у него. А вообще вся информация о возможных последствиях была строго засекречена. И все, что было известно, это то, что в случае прерывания сеанса, жертву следует утихомирить любыми возможными способами.

Тут женщина заговорила. Такое тоже случалось. Иногда это было что-то внятное, иногда не очень. Порой даже на латыни говорили. А вообще язык тут не играл особой роли. Артур уже понял, что самое весомое – это интонация. Которая порой была очень угрожающей.

– Вот и ты, брат, пришел-таки ко мне, – сказала женщина мужским незнакомым голосом. – Что ты чувствуешь, Артур? Тебе больно?

Артур покивал. Весь процесс, сам по себе, был не очень приятным. Словно он в куче незнакомых людей пытался выкинуть одного, особенно неприятного, а тут ещё и поговорить надо. Но сейчас было не до этого: сидевший в бомжихе некто оказался куда сильнее остальных. И главное – прятаться умел. За счет ребенка, разумеется. Как-никак, два сознания.

– Кто ты, Артур? Знаешь, кто ты?

– Заткнись, демон, – прошипел Иван и вытащил крест.

Но только это бесполезно. Пока оно внутри человека, все эти процедуры бесполезны. Ни крест, ни божественное словоблудие – ничего! Даже у истинных не получалось выманить нечто из человека, как бы они не старались. Лишь они, прокаженные, могли достать это. А уж потом в дело вступали священники. Или охранники.

Артур почувствовал, как немеет рука. Нехорошо. Он надавил. Он почти не чувствовал её, не чувствовал жара лба. Демон или нечто, прячась внутри, высасывали его силы, не давая зацепиться. Он снова придавил несчастную. Без толку. Два сознания – это очень непросто.

– Да. Иди ко мне. Иди ко мне мой мальчик. Здесь хорошо, места хватит обоим.

А потом она закричала. Неистово, безумно, выплевывая слюну. Артур открыл глаза. К черту протокол! Он куда сильнее любой подобной твари. Иначе умрет же. Вместе с ребенком. Женщина улыбнулась безумной улыбкой и открыла глаза.

– Вот ты и со мной, мой милый мальчик.

Видение. Ещё, ещё. Он уносится куда-то далеко, где видит поваленный лес. Метеорит. Тунгусский. Там, где его впервые обнаружили люди. Где он лежит в своей маленькой колыбельке, и нахмуренное лицо странника склонилось над ним.

Кто ты? Что ты? Зачем ты пришел сюда? Эти вопросы возникают в голове начальника экспедиции. Он пытается понять невозможное, и, естественно, у него ничего не получается. Затем один из членов экспедиции нападет на другого. Ночью. С ножом. Он хочет его убить и вытащить из палатки. Крики, ругань – они еле-еле успокаивают дебошира. Но это лишь на эту ночь. Потом подобное повторится снова.

Холод. Жуткий холод. Он слышит, как начальник экспедиции говорит о том, что тоненькая простынь должна была убить его. Что это невозможно, что так не может быть. Снова это слово «невозможно». Снова он слышит их. Артур закрывает глаза. Ему хочется спать. А затем горячее тепло пробуждает его. Он кричит. Он кричит и пытается скинуть маленький крестик, который вешает один из участников этого похода ему на шею.

– Артур! Артур, очнись!

Артур открывает глаза. Боль. Сильная боль. Придавив к шее крест, Иван пытается вырвать его из сеанса. Грубо, очень грубо. Артур смотрит на женщину: ей тоже больно. Она очень не хочет разрушать их связь. Но Иван оказался сильнее.

– Не судьба, – вылетело из гнилого рта. И жесткий удар в висок отбрасывает его к стенке, больно приложив о грязную кладку.

– Стой, тварюга! – кричит Семен, доставая пистолет, но тщетно. Схватив Ивана и швырнув его в сторону, как щит, беременная в два прыжка оказывается у окна и, наступив грязными ногами на подоконник, сигает вниз.

Пьяная картинка. Приложив руку к затылку, Артур нащупал предательски мокрое, теплое пятно. Кровь. Удар был сильным. И всё же он должен идти: только он может выследить её. Только он.