Алекс Дроздов - Властелин сознания

Но ты можешь не согласиться с этими условиями, навязанными тебе обществом, и тогда реальность станет другой. И это не будет иллюзией. Более того, ты можешь отменить соглашение для сознания другого человека, или даже группы людей. Но для этого нужна немалая сила.

Я размышлял некоторое время. Потом спросил:

– Ты говоришь, что мир – настоящий мир – не такой. Тогда какой же он, Савелий?

Дед помолчал, глядя на лютик.

– Мир – это свет. Ты ещё увидишь его.

Так началось моё обучение.

Глава 6.

Почти всё лето мы провели в лесу. Вернее сказать – я провёл всё лето в лесу, а дед Савелий только руководил этим процессом. Этот процесс он называл полным очищением. Я должен был очистить сознание от всей «шелухи» – так Савелий называл мой образ мыслей, да и образ жизни заодно. И, надо сказать, не без великого труда я преуспел в этом.

Я подолгу находился один, среди деревьев и лесных обитателей, питаясь тем, что посылала матушка природа. Дед Савелий навещал меня, непостижимым образом всегда определяя безошибочно моё месторасположение в самой глухой чаще. Он приносил «вкусненькое» – варёный картофель и хлеб. Постепенно всё городское развеивалось в голове, и на свободном месте возникали новые, подчас звериные чувства и ощущения. Я слушал ночные шорохи, крики птиц, я чуял запах зверей. Я стал хорошо видеть в темноте. Но главное было то, что через какое-то время я совсем перестал размышлять – жевать эту бесконечную мысленную «жвачку» о бессмысленных делах и проблемах. Их просто не стало. Но я мог и запускать этот процесс по своему желанию снова.

Сознание стало чистым и ясным.

Достигнув этого (по настоянию деда), я обнаружил в себе некие доселе неизвестные способности. Например, я стал слышать, как движется сок по стволу дерева, как открывается сердечный клапан у полёвки под толщей земли в норе, а полёт летучей мыши меня просто оглушал – у неё был слишком мощный эхолокатор…

Я видел тёплые волны ночного леса, его волю, намерения. Рысь, подстерегающую добычу – её желание убить. Огонь сознания совы, преследующей полёвку. Страх полёвки был малинового цвета. И я ощущал всё это не умом, а как-то животом, что ли. Я необъяснимо менялся.

Это новое чувство разрывало сердце надвое и страшно пугало меня. К осени я вернулся на хутор Савелия в надежде, что там всё войдёт в наезженную колею. Но мои ожидания оказались напрасными – лес что-то изменил во мне совершенно бесповоротно. Я стал другим. Я видел, и эта способность видения упрямо не исчезала.

И только сам дед Савелий остался для меня непроницаемым совершенно, как стена.

Я набирался сил и отдыхал целую неделю, а Савелий занимался хозяйством.

Он был доволен, оглядывая меня.

– Ты всё это умел и раньше, только не замечал, не придавал значения. Сейчас ты можешь видеть и слышать, но пока не умеешь действовать. Это ишо всю зиму учить будем.

Я посмотрел в бочку с водой и отшатнулся – густая борода, спутанные волосы и впалые щёки. Горящие безумным огнём глаза.

…В ноябре начались морозы. Я перебрался в избу, и мы начали временами протапливать её на ночь. Первое время я дивился отсутствию бани на хуторе, но Савелий мне объяснил это.

– Нагреть-то воду можно, если хочешь. Но париться я не парюсь, и тебе не совет.

– Почему, Савелий? Ведь париться – полезно!

– Э-э-э, как сказать, да. Ну, конечно, для тела – полезно, согласен. Но вот для головы парная – сущая катастрофа. Когда ты паришься, идёт активное выделение влаги из тела, да. И из головы – тоже. А мозг-то состоит на 90% из воды! И потеря воды для него – беда, ох беда. «Усыхают» мозги-то в парной. И после организм вынужден восстанавливать водный баланс мозга целую неделю, вот. А до той поры человек – дурак дураком. До следующей бани-то. А у нас с тобой мозг – инструмент основной, факт.

Он помолчал, пряча улыбку.

– Нет, если тебе мозги без надобности – парься, сколь хошь.

Как у многих городских жителей, у меня был хронический насморк, кашель курильщика и прочее, и прочее. Савелий вылечил всё это махом. Первое, что он сделал – заставил искупаться меня в роднике.

Озерцо было покрыто тонким слоем льда, ручей вырывался из-под него, порождая иней и новую ледяную корку. Я умоляюще посмотрел на Савелия.

– Давай, давай, ныряй, отрок! – он легонько подтолкнул меня в спину.

Я разделся. Сразу появилось ощущение близости часа смертного. Снег жёг пятки, и стужа мигом скрючила моё тельце. Было градусов восемь мороза – жутко холодно. Я с силой ударил ногой по льду. Панцирь хрустнул, и синяя нога погрузилась в воду.