Н. Ланг - Канун Рождества

– Чего вы боитесь?

– Это сложно объяснить, – отвечала она слабым голосом. – Но я чувствую, что нужно рассказать обо всём.

– Вам необходим отдых, у вас, вероятно, воспаление лёгких. Сон поможет вам восстановить силы, и завтра вы всё расскажете.

– Я должна сделать это сейчас… Завтра может быть поздно, – с трудом вымолвила Одиллия.

Настоятель замер в ожидании рассказа. Ему часто исповедовались и не только прихожане. Он обладал удивительным даром располагать людей к откровенности. Владимир умел слушать, для этого требовалось понимание и терпение. Он открыл в себе этот талант задолго до того, как решил стать священником. Люди ощущали в нём благожелательность и многие сами, не зная причины, доверяли ему тайны своего прошлого.

Мысли путались, слова никак не хотели складываться в предложения. Одиллия не могла сосредоточиться, сделав над собой усилие, она приподнялась на подушке.

– Только обещайте, что не придадите огласке мою историю, – попросила она, и облизнув пересохшие губы, добавила: – Боюсь, не доживу до завтра.

За долгий срок службы в церкви настоятель ни разу не нарушил таинства покаяния. Это сокровенный момент, когда можно говорить с душой человека. Открывается множество секретов, множество грехов маленьких и больших, невольных и намеренных. Тернистый путь к спасению, который не каждый сможет осилить. Но какие грехи тяготят сердце молодой женщины?

– Что ж вы можете быть спокойны относительно меня. Я сохраню ваш ужасный секрет. К тому же, я полагаю, вы выживете.

Одиллия устало закрыла глаза. Несколько долгих минут она собиралась с силами, чтобы начать грустную повесть.

– Я давно не была в церкви. И никогда не исповедовалась, – хрипло пробормотала она.

– Начните с того, что вас больше всего волнует, – посоветовал священник.

– Я стала свидетелем убийства моей сестры, – выпалила она.

Настоятель опешил от услышанного. Он не предполагал, что за неприглядный секрет таится в глубине души Одиллии.

– Это её кровь на вашей одежде? – осторожно спросил он.

По обветренным щекам женщины текли слёзы раскаяния, но они не приносили облегчения, только горечь и печаль.

Одиллия на мгновение замерла растерявшись. Она всегда стеснялась собственной слабости. Настоятель молчал, смиренно ожидая, когда слёзы иссякнут, как летний дождь.

– Нет, что вы, – отрицала она и её щёки окрасил румянец.

– Чья же кровь на куртке?

– Не знаю, – прошептала она. – Извините, не могу вспомнить. Последние дни окутал туман.

Оди беспомощно озиралась, будто потеряла что-то и никак не могла найти. Настоятель Владимир терпеливо вздохнул.

– Длительное время я хранила молчание и ничуть себя не оправдываю. Моему поступку нет прощения, – всхлипнув, произнесла Одиллия.

– Как это случилось?

– Моя сестра погибла шестнадцать лет назад.

Её голос печальным эхом разнёсся по полупустой комнате, где тотчас воцарилось напряжённое, полное ожидания, безмолвие. Его нарушало тиканье настенных часов, напоминавших о скоротечности человеческого существования, и хриплое дыхание гостьи.

– Если вам тяжело вспоминать о тех страшных событиях…

– Нет, мне нужно облегчить душу, – поспешила с ответом Одиллия. – Это произошло давно, но я помню всё. Помню каждую секунду того далёкого дня. Дня нашего рождения.

Моя сестра… Одетта… Выглядела такой хрупкой, как статуэтка из хрусталя или фарфора. Её кожа, очень бледная и тонкая, сквозь неё виднелись синеватые вены, подобные рекам на земле. У её души был столь же тонкий покров. Одетта обладала восприимчивой натурой. Любая мелочь глубоко трогала её. Сестрёнка часто плакала, порой по пустякам. Она всегда была на виду, не умела ничего скрывать.

Я считала её своей противоположностью. Мы как Инь и Ян, чёрное и белое. Нам трудно существовать вместе, слишком разные у нас характеры… Были…

Даже по прошествии стольких лет Одиллия не оправилась от утраты. Слёзы застыли в уголках глаз, руки сжались в кулаки, ногти впились в ладони. Она не смирилась. И ей стоило больших усилий вновь продолжить, ведь о том, что имеет значение рассказывать сложно.

– Говорят умереть в день рождения хорошая примета. Древние верили, что душа умершего достигла истинного просветления. Мне кажется, что это всего лишь злая ирония, – она с грустью посмотрела на часы, отмерявшие мгновения. – Я не сказала вам – мы с Одеттой были близнецами. И день появления на свет у нас – общий. Один на двоих. Одетта родилась на пять минут раньше, чем я, – облизнув губы, пробормотала Одиллия.