Сергей Шевалдин - Артинский ярус. Круги на поверхности. Апокалипсис сегодня

Автоматы-пистолеты добывал Арнольд у всяческих прапорщиков, которые за доллары родиной торговали, ну и оружием тоже. Оружие отправлял поездом, через своих проводников. А диаспора с ним рассчитывалась. Поэтому у нас в комнатухе всегда две-три здоровенных горнолыжных сумки под кроватями торчали, набитые «калашами». И как-то земляки Арнольду претензию выставили – дескать, оружие непроверенное посылаешь, нехороший ты парень. По такому случаю мы с Арнольдом водкой закинулись и порешили все свежекупленное непременно проверять.

Наутро запихали десяток автоматов с пистолетами в сумки, сели в электричку, уехали к черту на рога в чисто поле и Арнольд начал там в мишени палить. А я сидел и водку пил, чтоб скучно мне не было. Арнольду надоело лупить в белый свет как в копеечку, подсел он ко мне на расстеленную коммунистическую газетку, выпил-закусил и предложил тоже пальнуть. Ну, я ему, конечно, напомнил, что мне мишень сначала нащупать надо, а потом в нее стволом ткнуть. Вот тогда спуск нажму и уж точно попаду. И поскольку нам к тому времени от водочки захорошело, то так мы и решили сделать. Чтобы уж пострелять так пострелять.

Вытащил Арнольд из- под задницы своей газетку «Правда», отошел метров пятнадцать, палку воткнул, на нее газетенку присобачил. «Видишь?», – меня спрашивает. «Вижу, но хреново». – отвечаю. «Вот хреново и стреляй», – говорит Арнольд. Сам сразу же от газетенки отбежал – не дурак, понимал, что я и в него попасть могу. А у меня в голове что-то щелкнуло: стрелять нужно на шелест бумаги. Послушал я шелест, выстрелил. Арнольд аж от радости завопил – точно в глаз какому-то партийному персонажу, в газетке пропечатанному, попал. «Давай, – говорит, – Еще!». Отбежал от мишени, я опять выстрелил и в лоб тому печатному персонажу попал.

Арнольду забава понравилась, мы с ним еще водки приняли, решили столь удачную стрельбу продолжить. Арнольд новую газетенку, которую уже у меня из-под задницы вытащил, на палку прихреначил и метров на полста отошел, свежую мишень установил. Отскочил от мишени подальше и кричит, дескать, чтоб стрелял. Я вслушался повнимательнее, выстрелил и опять попал.

И вот с той поездки начались у нас с Арнольдом регулярные выезды со стрельбами. А у меня в голове что-то щелкнуло к тому времени и начал я каким-то чутьем мишень чувствовать: и на слух, и чуть ли не на запах, даже до сих пор объяснить не могу. Просто в голове включалась эта мишень и я в нее попадал. Точно попадал. Ну, точность, конечно, еще и от оружия зависела. Из «тэтехи» легко научился в консервную банку, даже в донышко, если Арнольд донышком ставил, в самый ее центр попадать. И навскидку, не целясь. Чего мне было целиться, если ни мушки на стволе, ни мишени все равно не видел. Линзы в очках толще указательного пальца. Но попадал уверенно. Называл это стрельбой по наитию. Вместо зрения – нюх и интуиция. И удача от Бога.

Года полтора ездили мы с Арнольдом на стрельбы во всякие удаленные гребеня на электричках. Стволы проверяли, а я руку набивал. Хорошо набил. Но потом у Арнольда бизнес рухнул – диаспора поставки оружия масштабно отладила и без услуг Арнольда начала обходиться. Но он не печалился, еще с каким-то барахлом начал шустрить, что-то по компьютерной части. Но пяток стволов у нас остались, патронов хватало, и на пикники со стрельбами мы частенько выезжали. Выпить на природе водочки да по бутылкам пострелять – отличный отдых.

Но как-то прихожу с работы в комнатуху, гляжу – Арнольд, весь поникший, водку дует без закуски. – Чего печальный?, – спрашиваю. А он и рассказывает, что сестру двоюродную с мужем и детьми какой-то изверг азербайджанский, сколотивший в Москве банду, убил, ночью всю семью вырезал. Отморозок конченный, пытал и насиловал, а потом горло всем перерезал. Ну, я ему и говорю: – А давай завалим палача? Арнольд идею поддержал.

И завалили этого урода. Просто завалили, фактически без всякой подготовки: Арнольд узнал, где этот азер обычно гуляет, показал мне его, и когда ночью эта дрянь из своей сраной тошниловки-забегаловки вышла на крыльцо, я ему в темноте кромешной метров с тридцати пулю в лоб влепил. Из кустов стрелял. Ждать, конечно, долго пришлось. Под дождем. Но дождался. И никаких романтических угрызений совести нихера не испытывал.

Арнольд за месть эту хорошо проставился, неделю пили, поминали его родичей. А потом, через некоторое время, спросил меня: – Пострелять опять не хочешь? Убрать кое-кого надо, и люди хорошо заплатить готовы. Я подумал да и согласился. Потому что никакой жалости к этим зажравшимся на слезах человеческих извращенным уродам никогда не испытывал. Собаке собачья смерть, хотя собаки – животные благородные. В отличие от множества подонков.