Сергей Шевалдин - Артинский ярус. Круги на поверхности. Апокалипсис сегодня

– Вот и ладно, отгоним эти тачки в село, жмуриков – под откос, а нам еще курултаю все это докладывать, потом еще опять курултаить да курултаить, – заявили большеустьикинские «спецназовцы», – Если что – мы на связи!

Ворча, что «опять покойников таскать», вытащили из столовой дюжину трупов, закинули в багажники, вытряхнув оттуда ящики с водкой-закуской, и уехали, оставив в санатории охрану и Равиля, пожелавшего погостить у тети Флоры и пообщаться с лихими московскими ребятами.

– Вот такой у нас колхоз, – усмехнулся Равиль, – цивильный, но очень воинственный. Половина этих орлов даже в армии не служила, зато все отлично знают, как лучше надо воевать. Еще и других учат.

Тут заявилась тетя Флора с ведром и огромной шваброй и строго прошипела: – Вы тут нагадили, а убирать-то мне. Ткнула пальцем в мозги с кровью, размазанные по плитке пола столовой. Федор попытался было ей помочь как автор всего этого безобразия, но Флора сообщила ему, что пусть он в России полы моет, а здесь Башкирия. И путать не стоит. Потому что халифат!

Чтоб не гневить блистательную Флору, обустроились на веранде, где Равиль и начал рассказывать насчет особенностей построения халифата. Особенностей-то никаких и не было, но главное – независимость. От кого и зачем – пока не понятно, но потом время покажет. Равиль в прениях по постройке халифата не участвовал, потому что эти разговоры ему за день наскучили, пару деньков погостил в санатории у тети Флоры, которая, как оказалось, еще с юности была слишком уж ущербной башкиркой и вообще изначально плохонькой мусульманкой, поскольку паранджу носить не желала, и второй женой ни у кого быть не хотела, только первой и единственной. Потому Абый ее и отправил в санаторий, подальше от курултаевских ораторов. И тут дружок сагитировал в карауле на посту подежурить. Вот и подежурил, чуть любимую тетку не прокараулил. Хорошо, что Андрей с Федором вовремя в санатории оказались. А затем Равиль в лоб спросил Федора:

– А как же ты стрелять-то так лихо научился?

В этот момент как раз и Флора появилась на веранде. Пригласила в столовую – «все чистенько, сейчас и закусочку поставлю, да и тебе, Равиль, поплотнее покушать бы надо, а то за Федором с его рюмками через каждые пять минут, не угонишься. Да и курите там спокойно, и я с вами посижу-послушаю». Перебрались в столовую.

Федор плеснул в рюмки водки, не дожидаюсь, пока сотрапезники поднимут свои емкости, опрокинул дозу в глотку, порылся вилкой в мисочке с солеными груздями, закусил и закурил. Выпустил струю дыма и начал рассказывать:

– Еще в дороге хотелось тебе, Андрюха, про жизнь свою живописать. Но как-то настроения не было, да и не мудрено – без того событий хватало, было что обсудить и осмыслить. Впрочем, и говорить то про некоторые особенности моей жизни особенно не хотелось. Ну, в общем, так – я, короче, лет двадцать в первопрестольной киллером работал. Убийцей. Стрелял бандюганов и хапуг зажравшихся. Тех, кого мне заказывали. Убивал и не попадался. Потому что меня никто и не искал. Не было меня, был я этаким призраком.

– Федя, с твоим-то зрением – какой ты стрелок? Хотя результат налицо, вернее – недавно вот на этом полу красовался, – перебил его Андрей.

– Насчет зрения, кстати, – продолжил Федор. – Заметил, что у меня зрение резко улучшается. Еще в Казани это дело началось, я там в «Оптике» очков себе набрал в разных оправах, у меня ж линзы- «восьмерки» были, с детства близорукостью страдал. К докторам обращался не раз – неизлечимо, отвечали. Но уже в Казани почуял, что зрение меняется. Набрал в Казани оправ с линзами послабее: «семерочки» и еще в Уфе прибарахлился, взял даже «пятерочки». Очень уж оправа приглянулась, фасонистая такая. И пригодилось: сейчас вот та самая «пятерочка» на мне, хотя даже не предполагал, что линзы пригодятся. Не знаю что и как, но зрение радикально меняется в лучшую сторону. Прозреваю, в общем. А моя стрельба, как ни странно, началась как раз из-за моего хренового зрения. Нет худа без добра.

В начале девяностых жил я в заводской общаге. Там многие жили – и «лимита» постсоветская, и всякая наезжая публика. Весело жили и дружно. Со мной в комнатухе жил парень, армянин, и погоняло у него было Арнольд. Ну, а как еще армянина обозвать? Потому, наверное, что телосложением был далеко не Шварцнеггер. Худенький был, шустрый, верткий, но носатый. И когда армяне с азербами Карабах устроили, земляки подкинули ему идею оружие добывать. И не просто мысль такую подарили, а денег дали и всякие нужные связи. Диаспора ихняя подусуетилась. И стал Арнольд оружейным дилером. А мы с ним всячески дружили – водку пили, и прочее.