Александра Васильева - Глазами маски

– А кто я? – он схватил со стола бокал, на дне которого заплескалась синяя влага. Руфус отобрал у него бокал:

– Этого так много нельзя!

– Да ладно тебе, – обиделся Азраил.

– Что? Больно? – вдруг с возмутительно трезвой для выпитого количества интонацией спросил Руфус. – Так больно?

– Ха… А ты сам как думаешь, поди-ка влюбись в сестру…

– У меня нет сестер, только брат, – мрачно, все с той же трезвостью в голосе, отвечал Руфус.

Азраил поднял фарфоровые брови в знак удивления:

– Брат? Я не знал.

– Значит, я вычислил тебя, – продолжал потусторонне размышлять Руфус. – Интересно, кто еще знает о тебе?

Азраил равнодушно пожал плечами.

– Неужели я нашел тебя первым? До конца еще так долго, боюсь, ты можешь не выдержать.

– В жизни – кругом одно зло, – вдруг проговорил Азраил с тяжелым грудным вздохом.

– Ты веришь в зло?

– Странный вопрос. Есть зло, есть добро, они просто есть, чего в них верить?

– И все? Больше ничего нет?

– Руфус, я так устал, что вряд ли потяну высшие материи.

– Ты верно сказал, есть зло, есть добро, но есть еще грань между злом и добром, серебряная грань справедливости, без которой ты не был бы способен отличать одно от другого.

– Серебряная, говоришь… – произнес Азраил, погружаясь в сон. – Такие разве бывают?

– Бывают… – прошептал Руфус, смотря на Азраила, тот мирно спал. – Ладно, спи.

Руфус выключил свет и вышел из комнаты. В ней остался витать едва уловимый свет не то ночи, не то преломленных высотой фонарей, луны и чужих окон.

Азраил заулыбался во сне. Необъяснимая легкость растекалась в душе, чувство, от которого Азраил давно отвык. Он сейчас был пьян не столько вином, сколько именно этим долгожданным чувством, имя которому – смирение.

Заретта проснулась. В окна шептало ночной свежестью. Она огляделась. Свет от ночника загадочно сконцентрировался в одной точке, освещая письменный стол, на котором лежала книга. Заретта встала и, подойдя ближе, протянула к ней руки. Она не могла отвести глаз от обложки. На ней была изображена полуоткрытая дверь с тремя семерками. Над цифрами, словно выжженное по дереву, едва угадывалось слово «Амур». Перемешиваясь с полумраком, в комнату проник молочный свет. Часы простучали глубокую ночь. У Заретты не было стучащих часов, но в этот момент она отчетливо услышала их стук. Заретта задернула шторы, но свет не исчез, он, подобно молоку, пролился в комнату и не мог теперь исчезнуть, впитавшись в ее пространство. Заретта опять перевела взгляд на книгу. В полуоткрытой двери был виден пейзаж: горы, песчаный берег, окантованное цепью гор ярко-синее море, отражавшее такое же ярко-синее небо. Выполненная в серо-серебряных тонах эта обложка не могла передать истинных красок, однако Заретта видела их, три золотые семерки переливались на солнце. Ей даже показалось, что из полуотворенной двери повеяло легким морским бризом. Заретту охватило безумное желание, она отбросила сомнения, которые мучили ее целый день, и вместо того, чтобы открыть, как обыкновенно открывают книги, осторожно потянула за ручку двери на обложке – порога не оказалось. Свежий ветер с моря, теплый песок, разбросанные тут и там мелкие камешки, ракушки. «Только вы можете прочесть ее правильно, Заретта…» – вспомнились ей слова Эля.

Молочный свет, растекавшийся по комнате, постепенно смешивался с предрассветным заревом.

Море плавится от собственной нежности под строгим взором рассветного часа.

Воздух задумчив, будто философ перед решением сложной задачи человечества. Ранние лучи грейпфрутового солнца едва согревают влажный песок, на котором отчетливо видна вереница чьих-то одиноких следов. Но куда же они ведут? Пройдемте по звеньям их стройной цепочки. Через какое-то время мы заметим удаляющийся силуэт в легкой пене белой одежды, что шевелится от морского дыхания, играя причудливыми полутенями. Свобода движений, изысканность линий, молодое лицо, добрый взгляд перламутровых глаз. Кто это?

Прибрежные зонтики с вечно перегретыми цветными головами, пластиковые лежаки, созданные выносить любой вес горизонтально отдыхающих, пестрые камешки в переливах прозрачной воды, которые выглядят как настоящие драгоценные породы – все это принадлежащее пляжу пестрое общество молчит, ожидая нового дня.