Квентин испуганно посмотрел на него:
– А поехали ко мне, отметим премьеру.
– Нет, – отрезал Азраил. – Уже поздно. Скоро – день новый… – он улыбнулся, проглотив свои тихие слова, и те были ужасны на вкус.
– Так самое интересное обычно по ночам происходит! – глаза Квентина наполнялись лукавой дымкой. – Покинем же наш полуночный театр!
– Тогда – ко мне, я Руфусу обещал… – Азраил замялся.
– Я поеду, – просто согласился Квентин.
* * *
«Пережить бы эту зиму… – Ключи дрожали в руках. – Вроде бы все?»
Барри устало огляделся? вымытый пол, свежие скатерти на круглых столах, стулья отодвинуты в позиции, приглашающие присесть, за окнами – неуютно темно. Он хотел идти, как вдруг передумал. Положив ключи в карман, Барри сел за барную стойку и налил в стакан воды. Лицо его было изможденным, сумрачные тени под глазами стали заметнее. Все остановилось… – продолжал рассуждать он. – Я не справляюсь… Работать здесь, потом бежать на конюшню… за всем следить, проверять… Как же я устал… Домой идти не могу. Сестра сошла с ума! – Барри передернуло. – Бросилась мне на шею, наговорила таких странных слов, не хочет, чтобы я уезжал… – он до боли сжал пальцы. Вода в стакане дрожала. Надо было уехать вместе с ним…» – Барри не мог оторвать глаз от этой дрожащей воды.
– Уехать с ним… – произнес он вслух. – Или убить. Ведь до его появления все было нормально…
Странно, Барри хотел, но также не мог, никак не мог разозлиться на того, о ком вспоминал. Вместо этого он разозлился на воду, взял стакан и выпил до дна.
– Что он имел в виду, сказав, что Мидора погибнет, если я останусь здесь? Какое отношение моя свихнувшаяся сестра имеет ко всему этому? Они виделись с ней всего раз… Решено. Уеду! – закричал он и потом добавил устало. – Пережить бы зиму… Только бы это…
Барри вздрогнул. Ему показалось, что слова, которые он сначала вот так прокричал, а потом добавил, и те, и другие были сказаны не его голосом. Этот новый голос был старше прежнего лет на двадцать. Барри понял: что-то внутри него надорвалось, окончательно изменило форму и цвет, стало другим. Он знал: подобное необратимо – и только усмехнулся этой метаморфозе, больше ничем ее не отметив.
* * *
Азраил и Квентин вышли из театра. Ледяной ветер царапался, и хотелось спрятать лицо. У входа их поджидал Руфус. За спиной у него привычно висел гитарный футляр. Никто и никогда не видел того инструмента, что лежал в нем, давно воспринимая этот футляр просто как продолжение самого Руфуса.
– Пойдемте быстрее, – скомандовал Азраил.
– Эй, подождите, – из тяжелых дверей театра вышел Хэпи. Ветер накинулся на него с жадностью. Руфус глубже запрятал руки в карманы пальто
– Холодно, – процедил Азраил сквозь зубы.
– Угу, – пробормотал Квентин.
Одеты они оба были странно, словно о существовании прогноза погоды никогда и не слышали. Нельзя сказать, что их не интересовала погода: разумеется, и Азраил, и Квентин замечали смену сезонов, последний даже писал циклы стихов о временах года, – и все же природу они воспринимали несколько необычно, отдельно от себя, вроде некой эстетической категории, о которой можно писать, восхищаясь, которой можно поклоняться, но не более того. То, что природа примитивно диктует людям, как надо одеваться в тот или иной сезон, Квентин не воспринимал, считая такое положение дел оскорблением предмета своего обожания. Как думал о природе Хэпи, понять было сложно. Однако одет он был по погоде и не испытывал никакого дискомфорта от холода. Хэпи подошел к стоящим на ветру.
– От кого бежим? Кстати, Квентин, я видел Солу около часа тому назад, она уходила из театра…
Лицо Квентина болезненно скривилось, он закрыл глаза и уже набрал в легкие воздуха, чтобы ответить, но Азраил, посчитавший это опасным, ответил за него:
– Он не хочет ничего о ней слышать, так что не продолжай. Хэпи пожал плечами:
– Мне просто было интересно, куда это она…
– Ну, сказал же, – перебил Азраил. – Все, пока не хотим. – Он мельком взглянул на Квентина, тот с полными воздуха легкими смотрел куда-то вдаль. Азраил принял это за одобрение: – Раз с нами, Хэпи, – идем. А ты, случаем, Верти не видел?
– Верти пакует вещи. Завтра с первым поездом мы лишимся его светлого гения. Обещал писать письма.
– Верти в письмах… – задумчиво проговорил Азраил.
Дорога тянулась в молчании. Квентин, не поднимая головы, двигался машинально, след в след за Азраилом, недавняя сцена с Солой и Гордасом все еще разыгрывалась в его памяти, обрастая новыми и новыми вариантами прочтения. Наконец Азраил сказал:
Читать дальше