Максим Шешкаускас: Хохот Демиурга. Мысли в моей голове

Меня парализует от страха – лицо Андрюши на миг меняется, и на меня смотрит не ребенок, а старик, что-то искажает черты до неузнаваемости. В его глазах коктейль из физической боли и какой-то другой природы страха смешивается и вспыхивает гневом. Андрюша брезгливо смотрит сквозь меня на отца и говорит полуоткрытым в презрении ртом:

– Убери от меня… этого.

ЭТОГО. Убрать от него! Значит, ни черта он не оценил, значит, я для него этот, которого уведут по щелчку. Смотрю в его глаза, как в отражение своих, зеркалю ненависть. Не понимая, что творю – с силой толкаю пытавшегося оторваться от подушки брата. С ужасом понимаю, что он бьется затылком о стену. Бинт покрывается алым, отец хватает меня за локоть и вырывает из палаты – оставляет одного в коридоре и зовет врача.

Стою онемевшим вечность. Вокруг мелькают люди, события, но голова пуста тяжелой больничной белизной. Вновь во времени – ощущаю тяжелые руки отца у себя на плечах – его лицо перед моим. Черная щетина, впавшие скулы, синяки и красные глаза.

– Это ты его убил, ты – понял? – говорит он сквозь зубы и плач, – будь ты проклят! Я тебя проклинаю. Это ты убил, понял! Мой Андрюша…

В этих словах растворяется вечер и остатки детской надежды на чудо. Значит, Андрюши не стало. Значит, я не смог помочь, а только навредил. Я убил, но как? Нет, это я виноват – отец не может ошибаться. Я беспомощный убийца – мне надо тоже умереть – прямо сейчас на улицу и под машину. Иду, покачиваясь, непослушные губы дрожат, шмыгаю носом, злюсь, но не могу сдержаться: с воем больничный коридор размывает слезами. Я навсегда остался один с ненавидящим меня миром, даже отец по заслугам проклял меня. Подслушавшая и сжалившаяся над ребенком медсестра обнимает одинокого, покинутого всеми ребенка и шепчет, что мой отец не хотел говорить то, что сказал, и я конечно же ни в чем ни виноват – сквозь рев хочу вырваться из объятий – ударить, укусить, но она сжимает крепче и я смачиваю ее халат своим горем…

Вот мы и подобрались к тому, зачем я рассказываю про эти сантименты. Не переживай, мне не нужно твое сострадание, просто считаю важной вехой отцовское проклятие. Да, будь я проклят…

Для Андрюши время перестало существовать, для Никитки оно превратилось в мучительную пытку – много дней он покрывал подушку слезами, спасительно забываясь только во сне. Пока однажды не почувствовал присутствие. Да, присутствие – Никитка физически стал ощущать брата где-то рядом, только никак не мог понять, где. Теперь каждая секунда бодрствования превратилась в труд – лежа и глядя в потолок Никитка пытался уловить, настроить себя, как радиоприемник, на нужную волну. И вот это произошло.

Попробуй представь место в сознании, как оно выглядит, где не водятся мысли – ни одной, ни единого образа. И вот из этого места я отчетливо различил клич младшего брата, но как туда пробраться живому, как? Сначала мне удалось вообразить свет. И в сиянии этого света я различил своего брата. Не было никакого умиления, радости встречи – был страх – призрак в моей голове! Я с ужасом захлопнул картинку и бледный отстучал зубами отцу – призрак! призрак! Андрюша пришел за мной! Отцовская затрещина наполнила рот кровью и навсегда выбила желание делиться пережитым с кем-либо – это дело только мое и Андрюши во мне. Решившись, я погрузился глубже – и вот мы стоит друг подле друга – под ногами ощущаю почву.

– Привет.

И он отвечает:

– Привет.

Андрюша так же, как ты сейчас, не помнил, что мертв. Я все ему рассказал, и он отнесся спокойно. Даже очень спокойно для ребенка своего возраста. Не так отчаянно, как ты…

И началась возможно лучшая пора жизни. Иронично, конечно, что лучшая пора жизни Андрюши пришлась на его смерть, но именно так все и было. Мы начали творить, обустраивать уголок моего сознания, оказавшийся приютом для мертвого брата. Появилась земля, вода, трава, асфальт, первые неестественные домики, которые обрисовывал Андрюша, и я их для него создавал – очень, конечно, мультяшные и нестройные – гораздо позже архитектура стала моим хобби и детализация стала на уровне, сейчас, например, во мне почти точная копия Старой Риги.

Так вот, я создавал для Андрюши все, о чем бы он только не помечтал. Мы населили мир даже птицами и говорящим рыжим котенком Васей, который сейчас отъелся в громадного кота, он весьма любопытен и своеобразен, думаю, ты с ним еще повстречаешься.

Андрюша стал жаловаться, что ему трудно при свете уснуть, и я заменил постоянный яркий свет на свет солнечный, а солнце заходило за горизонт и его подменяла луна, звезды… Понимаешь? Я создал для брата светила. День и ночь, а значит – время. Если Андрюша для меня был божеством при жизни, то я стал его Богом после смерти.