Яков Пешин - Рассказы 3

Потом это повторялось часто. Тьма была как наваждение. Как родовое проклятье. Когда двери моей комнатки запирались и в помещении ничего, кроме ночи, не оставалось, тьма желала мне смерти глухим, утробным голосом.

После «приступов», как однажды назвала их бабушка, стали появляться царапины на руках и всем теле. Однажды тьма пришла в середине дня – я так кричал, что соседи вызвали участкового. Знатно он посмеялся над моими рассказами, а как увидел список назначенных мне лекарств – смутился и исчез.

Я на каникулах после шестого класса. По математике – пять. По русскому директриса второй раз заставила Тамару Ивановну нарисовать трояк, чтобы статистику не портить. Это вообще стало ритуалом – Тамара Ивановна в конце года артачится, директриса ее уламывает, и у меня чудесным образом возникает трояк по русскому. И по литературе тоже. Вообще по всем гуманитарным у меня трояки.

Все лето мы должны были отдыхать на даче – ее строил покойный дед, чем бабушка очень гордилась. А дача – не школа, здесь друзья у меня были. Конечно, в самом начале деревенские мальчишки встретили меня враждебно да все время шпыняли. На четвертый день я не выдержал и назвал их предводителя «дегенератом» (спасибо Кате, у меня вообще память хорошая). Это был здоровый детина выше меня на две головы – по забавному совпадению, тоже Ваня. Он ткнул меня в зубы и позвал на «стрелку», как мы это тогда называли.

Мне казалось, меня убьют. Только я все равно пошел. Ваня под общее улюлюканье сильно меня избил, но затем почему-то поднял с земли и радостно объявил о том, что я принят в «банду». Как позже выяснилось – за то, что «не зассал». С тех пор звал он меня не иначе, как тезка: «здарова, тезка, айда с нами на пруд», «эй, тезка, приходи вечером за баней наблюдать», «тезка, нам стрелу забили, давай с нами». Боже, как я жалел, что Ваньки не было в нашей школе – не дал бы он меня в обиду. И окунем не называл – уж это дорогого стоит.

Кстати, наблюдения за баней ничего, кроме духа авантюризма, не приносили. Это было тайное еженедельное бдение шести пацанов за участком тети Любы – ну, потому что тетя Люба была красивая и потому что только перед ее участком было небольшое возвышение, где удавалось незаметно спрятаться за прохудившимся забором и следить, не выйдет ли кто наружу. Пару раз выходил ее муж, представляя себя Адамом, – разочарование, да и только.

Еще ходили на пруд, в лягушек дули через трубочку – садизм, конечно, но не станешь же отрываться от коллектива, в который тебя приняли. Приходилось издеваться и над лягушками. Говорят, сейчас их там не водится – надеюсь, не из-за нас.

В середине июля повезло и с баней – выскочила-таки тетя Люба в полотенце. Ничего, конечно, особенного, но ощущение достигнутой цели нас не покидало. Правда, спалила она наш любопытный отряд, и дозор прекратился. Так еще, зараза такая, пошла родителям жаловаться. Бабушка и мама смущались. Папа, когда тетя Люба ушла, долго смеялся.

Беззаботным было то лето, счастливым… увы, на следующий день опять произошло. Тьма настигла, когда я учился плавать. Глыба мякгого тумана обхватила сзади, навалилась сверху бетонной плитой и начала топить. Я воды тогда наглотался, но выплыл.

Вечером рассказал обо всем дома, и счастливое лето кончилось – мы спешно вернулись в город, весь август стал чередой походов по больницам. Сказали – аутоагрессия. Проверяли на эпилепсию – не подтвердилось.

Седьмой класс. Весна. Погода стоит теплая, солнышко шарашит.

Учимся в первую смену, да и последний урок отменили – биологичка болеет. Вероятно, по вполне биологическим причинам в виде, например, разгулявшегося вируса гриппа. В классе пять человек отсутствуют уже неделю.

Впереди длинный вольный день. Домашку в седьмом классе все равно почти никто не делает, домой не хочу – сидишь в этой задней комнатке, как в вольере, и бабушкино лицо то и дело в дверном проеме: хочешь то, будешь это? Бабушку я люблю, но иногда она надоедает.

Помню, сижу на школьном крыльце, читаю книгу. Мозг обиженного ребенка (подростка уже, получается) любит являть ему фантазии о вселенской мести. Так что букв не вижу особо, а больше представляю, будто год отзанимался каратэ, парту ломаю пополам ударом ладони, но сейчас вместо парты у меня башка Димки Иванченко. Легко в юном возрасте мечтать о мучительной смерти врагов. Смерть не кажется чем-то настоящим. Да и книга у меня под стать – автор умело подпитывает эти мысли об отмщении. Называется…