Василий Попов - Мой цифровой гений. Дьявол

Таких церквей Василий не видел никогда. Хотя во многих лично был. И гордился этими посещениями. Молитвами в них, причастиями, благословениями…

Барельефы, горельефы – маски с полуобнаженными человеческими телами мифических животных зловеще выступали из стен меж веток высохшего плюща. Стен, частично выложенных из кирпича, поросшего от времени мхом. Казалось бы, и не храм веры, но где-то высоко звякнул колокол, словно качнувшись на ветру и опровергая Василия предположение. Лежа, вверх подняв голову и глядя перед собой, он не смог увидеть постройки и дальше середины ее высоты, не то что купол и уж тем более его символизирующий венец – туман все тем же молоком окутал здание святое. Хотя, еще выходя из окружающего храм леса, он видел его полный мрачный силуэт, пусть «размазанно», нечетко из-за внезапной близорукости, но целиком…

Василий поднялся на ноги, отряхнувшись, направился к входу храма. К не менее, чем сам он, зловещему проему, утопленному в разросшемся стелящемся растении.

Любовь, не найдя себе места от одиночества теперь уже в «пустой» квартире, пристрастилась к алкоголю. К вину. Хотя это ее одиночество раньше так спасало от человеческой наглости, непонимания и пугающего социального восприятия. Она все-таки творец, пусть фотографический художник, но создатель. И очевидно было ей, что все создаваемое искусство – это в первую очередь диалог творца с самим собой в условиях тишины.

«Интересно, создавал ли Бог нас в тиши?.. Но явно ведь не под диктовку чью-то…»

И теперь это отсутствие Василия, пробывшего в стенах квартиры только часы, показавшиеся ей минутами в порывах страсти, создавало щемящую сердце тоску. И ненавистную пустоту… тишину. Даже любимая ею Nina Hagen со своим вокалом не спасала – голосила там, где-то на заднем плане ее размышлений. Вино. Красное, терпкое, как сама любовь.

Нет, она не пошла в салон. Какая работа? Она боялась, что пропустит возвращение Василия к ней, и тогда он уже больше никогда не придет. Она, выбежав на лестничную площадку, едва услышав диалог соседки с кем-то, разочаровалась, удрученно захлопывая дверь.

«Это что, любовь, а, Любовь? Фу, как пошло-то звучит!»

Она не знала любви после дочерней к матери и отцу. Мужской любви. Активные поиски приводили к каким-то нелепым случкам, напоминающим безвыходность половых отношений бездомных собак. Ни романтики, ни трогательных ухаживаний – рефлекторная необходимость, генетически заложенная тем же создателем…

И когда в ее присутствии говорили о чувствах – о любви, – она злилась, с трудом скрывая это, тем более слыша комплименты в ее адрес, об ассоциациях ее имени с желанным всеми чувством.

Она была обреченно одинока. Как торчащий на песчаной косе маяк. Казалось бы, и светится, и притягивает глаз, катастрофически необходим, но одинок и нелюдим.

«Фу, рифма, очередная пошлость!»

Любовь от хмеля провалилась в сон. Ей снился он…

Василий шел с трудом между могильных камней. Туман стелился по кладбищенской земле. Погост у старой церкви. На согнутом кресте «памятником» спящий филин. Засохшие цветы торчат из слоя тумана возле покосившихся надгробий. Любовь слышит замогильный шепот, не понимая его смысла. Видит, как, мешая идти, цепляют Василия за ноги торчащие из тумана руки – кости конечностей мертвецов в оборванных лохмотьях. Любовь в ужасе пытается предупредить идущего к зданию храма Василия, но из нее рвется наружу крик птицы. «Угуканье» филина, сидящего на кресте. Василий оглядывается на спящую (!) птицу и идет дальше, с трудом отрываясь от цепкости мертвецов… Звон колокола .

Любовь просыпается в поту от звука бутылки, выпавшей из ее руки и катящейся по полу. Сердце колотится как барабан при торжественном поднятии флага. Где-то «рингтонит» телефон. Ближе скрипит, царапая иголкой пластинку, почему-то не отключившийся автоматически проигрыватель. Сквозняк стучит дверью в ванную. Бьется мотылек о плафон ночной настенной лампы.

Пот и влажный хло́пок одежды гонят ее в ванную. Под теплые струи воды. В сливе разбавленная в пене кровь цикла.

«С чего вдруг? Не время вроде…»

Любовь снова осматривает смываемую пену и воду – никакого намека на кровь!

«Глюки?.. Или это ты где-то там кровоточишь в предсмертных конвульсиях, Василий?.. Телефон!»

Наспех запахнувшись в полотенце, дрожа от перепада температуры, она хватает трубку. Пропущенный один. Странный номер. Короткий. Страшный для всех верующих земли. 666. Из Любови вырвался короткий нервный смешок.