Dante S. - Цена желания

– А.. Можно звать тебя Энджи?. – спросила, покраснев, она.

Так меня называли всегда только родители и близкие друзья. Но почему-то я чувствовал тогда в Фэйт родственную душу.

– Конечно! Мне нравится! Ну что же, ты хотела поиграть с машинкой. Давай!

С этого момента началась дружба, подобно которой, как я тогда думал, мир еще не знал. Фэйт была просто девчачьей копией меня самого: такая же умная личность, пытающаяся строить из себя взрослую, говорящая заумными словами, которых понахваталась от взрослых, любящая детективные истории. Мы проводили все время вместе: играли, общались. Вместе росли. Вместе ходили в школу. Помогали друг другу все время в учебе и в жизни. И хоть и у нее, и у меня были и свои друзья, но доверяли мы только друг другу. Даже звали друг друга «братанами на века».

Моим родителям Фэйт тоже сразу понравилась. Довольно быстро наши семьи подружились между собой. Ее отец с матерью были очень доброжелательными и совсем не странными людьми. Они вроде и скромные были, но в то же время любили повеселиться и пошутить. А самое главное – они никак не показывали того, что мой папа – инвалид. Не старались ему сочувствовать и напоминать все время о его недуге, а наоборот, обращались с ним, как-будто он вполне нормальный человек без каких-либо физических изъянов. И, возможно, моя дружба с Фэйт и знакомство с ее родителями хоть как-то смягчили мою нечаянную вину перед недугом отца. Потому что в первый раз с того инцидента он выглядел по-настоящему счастливым. Помню, как папа предвкушал каждую новую встречу с Мистером Дейном – отцом Фэйт, беспокоился, когда он задерживался. Он не показывал этого явно, но достаточно было просто понаблюдать за ним, и было видно, как его глаза то и дело посматривали на висящие на стене часы. А когда отец Фэйт все же приходил, он вскидывал руки и говорил:

– Наконец-то, Дейв! Я уж думал, случилось чего.

А затем они сидели на кухне, долго и много разговаривали на разные взрослые (в основном, политические) темы.

Тем временем, нам с Фэйт уже шел пятнадцатый год. Это пора переходного возраста и подростковых ошибок. Одну такую ошибку довелось совершить и мне. Дело в том, что мы уже шесть лет дружили, а я так и не решился рассказать о своем даре. Кстати, за все эти шесть лет эта способность ни разу не была использована. И это было очень удивительно и хорошо, потому что не было никаких ошибок, не было искалеченных жизней, случайно разрушенных невинным желанием. И я боялся все это время сказать ей. Боялся, что она мне не поверит, посчитает меня сумасшедшим и вообще перестанет со мной общаться. Но именно тогда, летом, когда мы с ней прогуливались по берегу этой самой реки, я и решился все ей открыть. Начал издалека:

– Слушай, Фэйт, мы ведь давно уже с тобой дружим, и я все хотел сказать…

– О, ты мне тоже нравишься!

Я потерял дар речи, ведь хотел сказать совсем не это. Но она быстро нашлась, что сказать при столь неловкой паузе.

– Но как друг. В смысле, если все мальчики бегемоты, то ты очень даже милый бегемотик.

– Фэйт…

– Что?

– Больше никогда меня так не называй. Это странно.

– Ладно, ладно. Будешь гиппопотамом! – засмеялась она.

И после этого я забыл, что хотел ей все рассказать. Потому что снова забылся, как и всегда, когда мы рядом. Я просто любуюсь ее улыбкой, слушаю о том, как прошел день и в который раз наслаждаюсь ей, сидящей напротив меня и, как обычно, теребившей прядь своих волос, которые отливали золотом. И вот уже пролетело два часа, пришло время возвращаться домой, и я выпалил совершенно неожиданно:

– Я исполняю желания!

Фэйт не растерялась.

– А, так ты решил со мной пофлиртовать. Но мое ты уже исполнил, Энджи. Ты появился в моей жизни.

– Нет, то есть да. То есть… Я на полном серьезе! У меня какая-то способность… Сам не знаю как, но это не зависит от меня. Это просто происходит и все…

– Хм… – задумалась Фэйт и немного нахмурилась, что значило начало построения дедуктивной цепочки.

– Что?

– А есть ли еще какие-то способности? Ну там, паутина из рук?

– Нет!

– Может, когти и регенерация?

– Да нет же…

– И даже не светишься в темноте, не летаешь по ночам и не спасаешь город? – с улыбкой спросила она.

«Да она издевается просто!» – обиженно подумал я.

– Нет, Фэйт. Скорее, наоборот – я не спасаю, а только разрушаю. Мой дар – это зло в чистом виде.

Меня внутренне вывернуло наизнанку – это так банально прозвучало…

И вот, я рассказал ей об отце, о расправе над обидчиками и о подарках на Рождество. В течение всей истории ее лицо принимало выражение грусти, ужаса, печали, радости и, под конец, совершенного спокойствия.