Роберт Маккаммон - Жизнь мальчишки

До той поры я ни разу не видел изображений черного Иисуса: Он не только ошеломил меня, но и открыл в моем сознании такие потаенные уголки, куда раньше не проникал свет.

Неожиданно из прихожей в гостиную вошел Человек-Луна. Увидев его так близко, мы с мамой разом вздрогнули. На нем были голубая рубашка с закатанными рукавами и черные брюки на подтяжках. Нынешним вечером на его запястье оказались только одни часы, а вместо обычной толстой цепочки с массивным позолоченным распятием в вороте рубашки виднелся белый краешек футболки. На Человеке-Луне не обнаружилось и привычного цилиндра; две выделяющиеся пятнами половинки его лица, бледно-желтая и цвета черного дерева, сходились на макушке в шапке легкого белого пуха. Седая остроконечная бородка слегка закручивалась вверх. Темные, в сеточке морщинок глаза Человека-Луны сначала остановились на маме, потом скользнули по мне, после чего он улыбнулся нам и кивнул. Подняв тонкий палец, он жестом пригласил нас за собой в коридор.

Пришла пора встретиться с Леди.

– Госпожа не очень хорошо себя чувствует, – объяснила Амелия. – Доктор Пэрриш прописал ей витамины.

– Надеюсь, ничего серьезного? – участливо спросила мама.

– От дождя она застудила легкие. В сырую погоду Леди всегда неважно себя чувствует, но теперь, когда солнце вернулось, ей постепенно становится лучше.

Мы подошли к двери, и Человек-Луна, ссутуливший свои худые плечи, отворил ее. Запахло фиалками.

Первой в дверь заглянула Амелия:

– Мэм, ваши гости пришли.

Внутри комнаты зашуршали простыни.

– Пожалуйста, – донесся тихий и дрожащий старческий голос, – попросите их войти.

Мама сделала глубокий вдох и шагнула в комнату. Мне ничего не оставалось делать, как последовать за ней: мою руку она так и не отпустила. Человек-Луна остался в коридоре, а Амелия нежно проворковала нам вдогонку:

– Если вам что-то понадобится, позвоните мне.

И аккуратно закрыла за нами дверь.

Мы увидели Леди.

Она возлежала на металлической кровати, выкрашенной белой эмалью, опираясь спиной на парчовую подушку, по грудь укрытая белой простыней. Стены спальни были оклеены. На обоях, покрывающих стены комнаты, изображались густо переплетенные ветки и зеленая листва, и, если бы не деликатное гудение вентилятора, можно было бы подумать, что мы очутились в гуще экваториальных джунглей. Рядом с кроватью на столике горела лампа, там же лежали стопкой газеты и книги, а также очки в проволочной оправе, так чтобы Леди могла легко дотянуться до них.

Несколько мгновений она молча рассматривала нас, а мы – ее. На фоне белоснежных простыней ее изрезанное морщинами лицо выделялось каким-то иссиня-черным пятном. Она напоминала одну из тех самодельных кукол с головами из яблок, чьи лица быстро сморщиваются под лучами жаркого полуденного солнца. Мягкое облако волос Леди было белее снега, который я соскребал пригоршнями с труб ледника. Одежду ее составляла голубая сорочка с бретельками на худеньких плечах. Ключицы так выпирали из-под кожи, что создавалось впечатление, будто это причиняет ей боль. Скулы тоже были так невероятно остры, что, казалось, ими можно разрезать персик. Сказать по правде, Леди выглядела как обычная худая, как тростник, дряхлая негритянка, чья голова слегка дрожит от старческой немощи.

Но глаза ее были пронзительно-зелеными.

Я говорю не о старческой зелени, а о том бледно-изумрудном оттенке драгоценного камня, за которым мог бы охотиться Тарзан в каком-нибудь затерянном африканском городе. Глаза Леди лучились внутренним огнем, когда-то давно пойманным ею и укрощенным. Глядя в эти глаза, легко верилось, что у вас больше нет от них никаких секретов, что вас только что вскрыли, словно банку сардин, и вы лишились чего-то сокровенного. Но сами вы ничего не имели против, даже испытывали от этого удовольствие, словно вам этого хотелось. Ни до, ни после встречи с Леди я не встречал таких глаз. Ее глаза пугали меня, но я не мог от них оторваться – настолько они были прекрасны, сродни красоте свирепого зверя, с которым ни на мгновение нельзя терять осторожность.

Леди закрыла и снова открыла глаза. На ее сморщенных губах появилась легкая улыбка. Зубы ее казались хорошими, хотя наверняка являлись вставными.

– Вы оба прекрасно выглядите, – наконец проговорила она чуть дрожащим голосом.

– Благодарю вас, мэм, – выдавила из себя мама.

– Ваш муж не захотел прийти?

– Э-э-э… нет… он сегодня не смог… по радио транслируют важный бейсбольный матч.