Мария Фомальгаут - Кофейникс

– Имия Отчествовна, а она тоже…

Имия Отчествовна только сейчас по-настоящему смотрит на чат, на пустые квадраты…

Неужели…

Русский Язык откашливается:

– Друзья мои, сегодня мы переживаем серьезные потери… один за другим уходят наши одно… одно… одно… гхм… погубленные человеческим равнодушием. Людям больше неинтересны траектории звезд и планет, тайны мироздания, люди больше не понимают стройную гармонию чисел, и наши попытки пробудить в них хоть какой-то интерес пока не увенча…

– Русский Язык! Да что у тебя там! Выйди из чата и зайди нормально! Кто опять музыку включил? А-а-а, это Музыка проснуться изволила, в кои-то веки… Универсум, кому сказала, немедленно покинуть чат! Русский Язык! Да что с тобой такое?

Имия Отчествовна кричит, Имия Отчествовна не хочет верить, что Русский Язык вот так вот – все, и Химия тоже, и Математика, и все, все… Нет, пусть у них связи не будет, пусть они все на свете камеры поотключают и спят хоть до полуночи, только пусть они будут, будут, будут…

Никто не отвечает.

Тишина в чате, какая-то мертвая тишина…

– Универсум… Универсум! – Имия Отчествовна хочет крикнуть, выйди из чата, тут же спохватывается, – Универсум… я могу поговорить с тобой?

– …теперь можете.

– Т-теперь? Это ты… ты… все это сделал… но… но зачем? Зачем?

– Это не я… Это они сами так сделали… все…

Имия Отчествовна не выдерживает:

– Я могу поговорить с Математикой?

– Отдельно с Математикой – нет.

Имия Отчествовна хочет спросить то же самое про Геометрию, например, не спрашивает, догадывается:

– Что же… уважаемый Универсум… начинаем наш урок, посвященный вопросам, как заинтересовать людей в изучении…

– Боюсь, ваш урок не понадобится…

– Ну, здесь вы ошибаетесь… надо как-то научить людей…

– …они уже научились…

– Это как же это?

– Они здесь… они вместе со мной… они уже научились… Наконец-то вы можете отдохнуть…

– …а сегодня был маленький снег.

Тут же поправляю:

– Денечка, нельзя так говорить, не маленький снег… ну… мелкий, небольшой…

– Но он правда, правда маленький! Ему еще только пять лет, он даже в школу не ходит!

Киваю:

– Ну конечно, где ж ему в школу ходить, он же снег…

– Тетёсень, тетёсень, а почему снегу в школу нельзя?

– Ну как же… то школа, а то снег…

– Ну, тетёсень, ну почему-у-у-у?

И не могу ему объяснить, что снегу в школе быть не положено…

– Тетёсень, а мы со снегом в снежки играли!

– Ой, какой ты молодец, Денечка…

Говорю так, чтобы Денечка не услышал, что мне страшно. Пусть Денечка думает, что хорошо все.

Добавляю:

– И снег… молодец…

– А снег молодец, а снег меня обыграл, он мне мат в три хода поставил!

Пытаюсь понять, что это за игра такая в снежки с матом в три хода. Понимаю, что ничего уже в этой жизни не понимаю.

– Тетёсень, а вы когда к нам со снегом приедете?

– Ой… да… как-нибудь…

Не могу сказать, что никогда.

– Тетёсень, а снег большой уже!

Говорю, что снег молодец. И Денечка.

– А снег в школе сегодня был!

Меня передергивает. Даже не говорю, что негоже делать снегу в школе, куда денешься, времена вон как быстро меняются…

– Тетёсень, а мы к тебе на Новый Год приедем!

Все переворачивается внутри, этого я и ждала, этого я и боялась, а куда денешься, чему быть, тому не миновать…

– А… приезжайте, приезжайте, милые…

Понимаю, что я их уже не увижу.

Потому что придет снег.

Уже совсем большой.

И все-таки я их успеваю увидеть, обоих – и снег, который совсем большой, и Денечку, который уже совсем маленький. Денечка наконец-то правильно говорить выучился, не тетёсень, а тетя Осень, только поздновато он спохватился…

А снег и правда совсем большой.

И в школе.

И в поле.

И везде.

А Денечка маленький совсем, так, солнце над горизонтом поднимется, и снова вниз.

Вот и весь день.

А теперь только снег остался.

Который спрашивает почему-то не —

– А где день?

А —

– А где тетёсень?

Спрашивает – ни у кого…

Чили плачет.

Это имя такое, Чили.

И вот Чили плачет, слезами заливается.

Ну, нельзя же так, говорит Чили.

Нельзя же.

А большие дяди и тети Чили объясняют, что ну куда деваться, ну вот так вот оно все будет, ну Чили маленькая еще, не понимает ничего еще, ну вот вырастет Чили, вот тогда поймет…