Елена Федорова - Olvido – Забвение

– Проходите в дом, – неожиданно мягким голосом проговорила бабка Матрена, открыв дверь.

Заплаканные женщины молча перешагнули порог ветхого жилища, ожидая увидеть такую же ветхость внутри. Но были поражены яркостью и белизной, царившими внутри. Белые занавески на окнах. Стол накрыт белой скатертью с алыми, точно живыми, маками по краям. Белая скамья у стола. Белые пуховые подушки на кровати, накрытой нежно-голубым покрывалом, напоминающим летнее небо. Золотой огромный иконостас от пола до потолка. Лампадка перед образами. Сияющий медный самовар и горячие румяные пирожки на столе казались какой-то фантазией, каким-то сном, не связанным с реальностью.

– Ах! – в голос выдохнули женщины, испытав облегчение от того, что Матрена совсем не похожа на колдунью. Что её скорее стоит называть модным словом пророчица или ясновидящая.

– Садитесь к столу. Чай уже поспел, – проговорила Матрена, расставляя на столе необыкновенно красивые чашки из тончайшего фарфора. Потом достала вазочку с янтарным медом и села у самовара во главе стола.

– Ты, Матрена, будто ждала нас в гости? – поинтересовалась одна из женщин.

– Ждала, Светлана, – улыбнулась Матрена, протянув ей чашку с чаем.

– Ба, да ты и имя мое знаешь, а вроде не знакомились? – удивилась Светлана.

– И не только твое, – Матрена хитро прищурила лукавые глаза. – Я знаю, что у тебя трое детей. Сашка – старший. Людмила – Милка – средняя, Игорь – младший. А мужа зовут Валерий.

– Верно, – смутилась Светлана.

– А ты, Римма, угощайся медом, – обратилась Матрена к черноволосой женщине. – Да не стесняйся. Я же знаю, как ты его любишь.

– Спасибо, – вздрогнув, проговорила Римма. – Я такого янтарного меда нигде не видела прежде. Где вы такой взяли?

– Пчелы принесли, – ухмыльнулась Матрена. – Кушать кушай, а вопросов не задавай. За Егора не волнуйся, а вот лучше за Зинкой присмотри. Может она в большую беду попасть, если ты не вмешаешься. Вот эту траву будешь Сергею заваривать, чтобы не пил, – Матрена протянула Римме льняной мешочек, перевязанный голубой лентой.

– А ты, Тамара, пироги с малиной любишь. Вот эти как раз с малиной, – Матрена пододвинула пироги испуганной маленькой Тамаре. Тамара ойкнула, сжалась и стала совсем крошечной. – Да не бойся ты так! – засмеялась Матрена. – Не бойся, скоро родишь. Дочку родишь здоровую. Назови ее Дарьей – дареной, подаренной.

– Как же она родит, если от нее муж полгода назад к другой ушел? – удивилась Римма.

– А дите девять месяцев развивается, – зло сверкнула на нее глазами Матрена. И, повернувшись к Тамаре, продолжила, – вернется к тебе Виктор, прости его. Не сладко ему на чужих перинах. Ох, не сладко. Прости, Господь велел прощать.

Тамара часто, часто заморгала и закрыла рот ладонью. Матрена погладила ее теплой бархатной рукой по голове, по плечам, по спине и проговорила:

– Давайте чаевничать, а то самовар совсем простыл.

Женщины молча пили душистый мятный чай. С большим аппетитом уплетали пироги с малиной, понимая, что едят нормально первый раз за десять дней. Необыкновенное чувство спокойствия проникало в их души вместе с ароматами и запахами этого странного дома.

– Спасибо тебе, Матрена…

– Власьевна, – добавила Матрена властным голосом. – Меня Матреной Власьевной величают. Я из дворянского рода. А это, – она показала на тонкие чашки, – фамильный фарфор. На этом и закончим разговор обо мне.

– А… – хотела что-то сказать Светлана. Но Матрена Власьевна поднялась из-за стола, став неожиданно высокой, статной дамой, которой боязно было задавать вопросы.

– Вы царица! – ахнула Тамара.

– Нет, не царица, но из богатого рода, – Матрена улыбнулась кончиками губ. – Сейчас я расскажу вам кое-что о нашей реке.

Она достала старинный альбом в бархатном переплете. Открыла его и, ткнув пальцем в одну из фотографий, сказала:

– Это мои родители. Однажды они катались по реке Забвения и пропали. Исчезли, канули в никуда. Все поиски были напрасными. Никто не знал, где они. Никто не мог их найти. Прошло несколько месяцев, прежде чем вернулся лодочник. Он мне принес кольцо от матери. Я стала его пытать расспросами. А он ничего не говорил толкового, только бормотал: «Велено-с передать. Велено-с передать». Кем велено? Когда велено? Зачем велено? «Не могу знать-с. Не могу знать-с. Не могу-с». Ах ты, бестия эдакая, выкладывай все, как есть, – набросилась я на него. А он ойкнул и дух испустил. С тех пор меня все и бояться стали, да стороной обходить. И вы ведь меня колдуньей считали. А какая же я колдунья? Обыкновенная одинокая женщина, живущая у реки.