Андрей Третьяков - Сон разума

Девушка шла буквально на полшага впереди нас и потому не заметила, каким уничтожающим взглядом я смерил Полторашку, что робко отводила свой взгляд, делая вид, что ничего не слышит и не видит, но при этом безбожно краснеет. Вот и сейчас она меня проигнорировала и с «неподдельным» интересом уставилась на ровную линию мелом под ногами. Она старалась идти точно по ней, не делая ни одного шага в сторону, точно канатоходец, от каждого шага которого зависит его жизнь.

Отчасти так и было. Стоило ей только отвлечься и взглянуть на меня, упустить момент всего-навсего, на секунду расслабиться, и ярость моего взгляда испепелила бы ее на месте. Она это знала. Я это знал. И только весьма эксцентричная, если не сказать большего, дама, что шла впереди, ничего этого не замечала.

– А он млеет весь, краснеет. Взгляд в пол, – продолжала она, как ни в чем не бывало. – Того и гляди сейчас в штаны надует. Ну и я, типа, такая: «Все, вали отсюда, мальчик, и больше со мной не разговаривай», – она сделала типичный жест пальцем в воздухе, – «не твоего поля я ягодка».

Закончив свою тираду, девушка рассмеялась, словно рассказала донельзя удачную шутку. От этого смеха ее лицо скривилось, на носу появились неприятные морщинки, и вообще, она стала больше похожа на крупную крысу, чем на ученицу старших классов. Я это давно заметил: чем красивее выглядит девушка, тем страшнее она становится в минуты ярости или неудержимого веселья. Не то, чтобы это какая-то аксиома, скорее правило не требующее доказательств, но имеющее ряд определенных исключений.

– Ну а ты, тип, чё? – обратилась она ко мне.

– Я, тип, чё?

Вопрос поставил меня в тупик. Я даже не понял вопрос ли это, или какое-нибудь прославленное «what’s up», не требующее конкретного ответа в нашей же интерпретации. Фразочку в свое время популяризировало «Очень страшное кино» и мы принялись бросаться ей направо и налево, не особо задумываясь о ее смысле. Может быть и сейчас так? Какой-нибудь очередной подростковый фильм и вот это «типа» отсылка к нему? Точно я не знал. Но если это и была отсылка, то я ее совсем не понимал.

– Ну да, – девушка неопределенно повела рукой, охватывая холмистый пейзаж на горизонте, – тип, чем занимаешься, тип, чё любишь?

Я остановился и серьезно взглянул в ее черные глаза, очень похожие на мои собственные:

– Собираю и подшиваю томики с афоризмами и периодически цитирую Жванецкого.

У девушки слегка приоткрылся рот. Мой ответ явно поставил ее в тупик.

– Чё, тип, серьезно? – наконец-то выдавила она.

Наташка за ее спиной то ли крякнула, то ли кашлянула, и поторопилась отвернуться.

– Тип, не, – я мотнул головой и так же нелепо приоткрыл рот, разглядывая свою собеседницу.

Ее губы растянулись в улыбке, которая тут же исчезла, но через секунду предприняла робкую попытку вернуться.

Я же хотел только одного: чтобы это глупое и никому не нужное знакомство поскорее закончилось. И вот, мне выпал такой шанс.

Мимо нас прошел бездомный средних лет. В серой неопределенного вида одежде и волосами того же цвета. Он прошел мимо. Ничего не попросил, ничего не произнес. Только звякнул содержимым практически пустого плотного мешка для мусора в руке и двинулся дальше.

– Да пошел ты, козел! – крикнула ему вслед моя новая знакомая, имени которой я никак не мог вспомнить, хотя, и не уверен, что пытался его запомнить вообще. – От тебя воняет!

– Вот и вали, вали… – все еще верещала она, когда встретилась со мной взглядом.

Я не знаю, что было написано на моем лице, но что бы это ни было, оно серьезно охладило ее пыл. Девушка замолчала и уставилась на меня, слегка обижено.

– Что он тебе сделал? – спросил я и сам удивился тому, каким бесцветным показался мой голос.

– Ну, он, типа, – она махнула рукой ему вслед и убрала прядь волос за ухо.

– Он помешал тебе? Попросил денег? Ударил тебя?

– Нет, – мотнула головой моя собеседница, вновь выбивая только что уложенную непослушную прядь. – Просто достали, типа. Ну, ходят тут. Развелось – во! – развелось их тут, типа.

– Он помешал тебе фактом своего существования?

Я приблизился к ней, обошел по кругу, встал за спиной и, взяв за плечи, повернул так, чтобы она смотрела ему в спину.

– Взгляни на него, – произнес я над самым ее ухом.

Она послушно смотрела ему вслед. Он удалялся медленно, громко шаркая ногами. Одежда вся в пыли, потому и кажется однотонно серой. Волосы тоже. Обувь так истерлась, что подошва подвязана шнурками и разномастными тесемками, которые так же скоро перетрутся. Руки безвольно висят вдоль тела, мусорный мешок бьется об колено и начинает бешено вращаться, затем замирает, бьется еще раз и крутится уже в обратную сторону. Бездомный то ли хромает, то ли подволакивает ногу, то ли вообще идет, не отрывая ног от земли.