Орешниковая Соня - Песочный человек

… Да, я бы поклялась, что видела его. Поклялась, если бы не считала клятву дьявольщиной. Ведь, когда клянешься, нужно десять раз подумать, чем ты клянешься, во имя чего и имеет ли это смысл… И вообще я как человек, окончивший факультет истории религий и мировой мифологии с красным дипломом, не могу давать клятвы. Это – табу.

Словом, тот человек с тростью и усиками в Парижском метро был всего лишь невнятным эпизодом, о котором я вскоре позабыла. Да и самого этого человека я как следует не рассмотрела. В памяти отпечатались его костюм, трость, бледность, усики, утонченность – и все. Цвет волос, глаз, само лицо – словно были размыты…

Когда я окончила Гуманитарную Академию, я уже жила с Озоновским в его большой квартире на Чистых Прудах. Вначале мы оба скрывали наши отношения, как могли. Чтобы не давать повод для сплетен и не дать загубить нам обоим карьеру. Но как скроешь то, что есть? Поэтому Озоновский подарил мне обручальное кольцо и на правах жениха увозил вечером из Академии на своей машине в свою квартиру на Чистых Прудах. Сплетники разделились на два лагеря. Одни говорили, что Озоновский вполне годится мне в отцы. Другие уверяли, что разница в двадцать три года – банальность и добавляли, что в стародавние времена даже модно было отдавать дочек замуж за солидных мужчин. А наш союз не был мезальянсом. Поэтому скандала, все-таки, не вызвал. Даже моя мама смирилась с этим. Потому что, как все женщины, не могла не видеть, как Озоновский хорош. Сам профессор на все эти пересуды реагировал как-то крайне болезненно, что меня удивляло. Один раз я даже заявила кому – то: « Да, профессор Озоновский мог бы быть моим отцом, если бы он так удачно согрешил в семнадцать лет». Озоновскому стало плохо, вызвали «Скорую», – гипертонический криз. После этого нам откровенно докучать перестали. А я молчала про свои случайные измышления, хотя они и произвели на меня впечатление.

Моя мама к этому времени уже прочно обосновалась в Питере, вышла там замуж за генерала и уже не преподавала, а писала брошюры для ВУЗов. А отец, в последнее время страдавший высоким давлением, умер. Удар. Он оставил мне в наследство свой дом в Подмосковной деревне.

Вот там я и увидела снова этого человека из Парижского метро.

Отцовский дом в Подмосковье был большим и включал в себя все блага человеческие, то бишь: газ, электричество, горячую и холодную воду, а так же туалет с ванной комнатой. Чего это стоило отцу, умолчу.

Постепенно в этой деревне стали строить подобные дома, с подобными благами… Из Москвы хотели вырваться все более-менее обеспеченные люди, жить рядом с лесом и рекой. Мне, можно сказать, повезло больше всех. Потому что дом отца стоял на краю деревни, на самом отшибе, до леса и реки – рукой подать. Вот это и навевало страх. Так как фонари заканчивались уже ближе к дому, а вокруг лежала темнота и тишина…

В этом доме я оказалась в канун Рождества. Приехала туда со своей подругой Ритой. Мы лишь намеревались обозреть наследство и уехать, решая, что делать с домом. Обосноваться там или продать его. Но когда мы собрались уезжать в Москву, моя машина сломалась. Нам предстояло ночевать в Подмосковье. И от этого было неуютно.

Сначала мы решили проблему пропитания. Прошлись по всем, так сказать, крестьянским домам, и накупили еды: мяса, картошки и овощей. Как-то: лук, чеснок, морковка. И даже купили две бутылки наливки. Нам повезло, что было тепло, а деревенские жители даже радовались городским сумасбродкам. В какой-то избе нам один мужик продал фонарь. За этот фонарь мы ему заплатили с лихвой.

– Да вы не бойтесь, девки, – сказал нам напоследок довольный мужик, – Идите спокойненько. У нас тут все тихо. Охрана даже имеется. А хотите, я Симку кликну, она вас проводит.

– Это кто? – спросила я.

– Ясно дело, собака.

– Давайте, – согласилась Ритка.

Так мы и шли до дома. Ритка с фонарем, и я с Симкой. Вернее, Симка шла впереди нас. У нее были черные уши и нос, и палевый окрас, как у сиамской кошки. Наверное, из-за этого окраса собаку и прозвали Симкой.

– Слышишь, Марусь, – сказала Ритка, – Тут не просто можно жить. Тут нужно жить.

– Только не одной, – не согласилась я. – Тут жутко!

– Так у тебя же Озоновский есть.

– А еще нужно трое ребятишек, парочка собак и кошек. Тогда, может, я перестану испытывать страх от этого безлюдья. И то летом. Когда темнеет поздно, светает рано, а ночи светлые.

– Трусиха, – хмыкнула Ритка. – Начиталась легенд и мифов в своей Академии…