Иван Гурьянов - Ужасы чародейства (сборник)

— «Рыцарь!» — сказал, помолчав, старый Граф, — «ты нас обманываешь; повелеваю тебе поднять твое забрало!»

— «Я мог бы не страшиться и презирать твои угрозы», — отвечал черный рыцарь, — «мог бы превозмочь все твои усилия, но ты хочешь?… Смотри же».

Он поднял забрало и все присутствовавшие с ужасом увидели в лице рыцаря мертвеца.

Всеобщее молчание.

— «Прованцы», — продолжал ужасным голосом мертвец рыцарь. — «Я первый вступил в святую землю и первый пролил на ней кровь мою. Сын мой бился подле меня и ужасал неверных; — я знал любовь его к прекрасной Габриеле. Благое Провидение вняло молению нещастной вашей Графини, страдавшей от неумолимаго отца и жестокаго Теобальда. Бог повелел мне наказать злодеев, и я исполнил повеленное Тем, Которой говорит нам: кто из вас безгрешен, тот вергни в нее камень. — И так, если милосердый Бог простил ее, уже ли вы не прощаете?»

Рыцарь кончил и изчез.

Все присутствовавшие объявили Габриелу прощенною. Старый Граф, смущенный более прочих, возвратился во дворец. В тот же день, при закате солнца, сидел в беседке сада своего старый Граф и, погруженный в думу, раскаивался в своей вспылчивости, как вошел к нему пустынник Петр. Граф изумился и с величайшим почтением принял того мужа, который умел возбудить всех и образовать Крестовые походы.

— «Какое счастие, Святой отец?…» — сказал Граф.

— «Твое и твоих детей», — отвечал Петр, — «привели меня в замок. Виктор Шампанский, положившей живот свой в Палестине, явился ко мне из областей смерти, открыл мне все, что долженствовало произходить здесь сегоднишний день, и именем Бога повелевал мне самому отвезть сюда сына его Альбина, увенчавшагося первыми и лучшими лаврами побед в Палестине. Я повиновался и, предстоя пред шобою, прошу за храбраго Альбина и прекрасную Габриелу».

В сию минуту вошел Альбин и бросился к ногам неумолимаго Графа.

Граф смягчился, и убежденный пустынником Петром, не смел ни осыпать укоризнами, ни не соглашаться: он позвал дочь свою.

Трепещущая, неверящая самой себе, явилась Габриела пред родителя и Альбина. — Кладу перо мое: оно слабо к изображению восторга любящих и счастливых.

Вскоре и еще в присутствия пустынника Петра свершился брак Рыцаря ужаса с прекрасною Габриелою.

Один Еврей, промыслом купец, возвращаясь из дальняго путешествия, проезжал огромный и дремучий Лоренский лес. Хотя ему многие, знавшие сию дорогу, не советовали пускаться по лесу ночью; но как он спешил скорее увидеться с родными своими в городе Авалоне, и имел еще часа полтора времени до сумерки, притом был на хорошей лошади и сопровождаем верною своею собакою, почему и пустился в путь.

Дорога была весьма дурна, наполнена оврагами и рытвинами. Скоро наступила ночь, а купец не проехал еще и половины дороги. Скоро послышался ему по близости какой-то шорох и шопот людей; он ударил лошадь, она поскакала, но, оступясь в рытвину, упала. Туж минуту подскочили к нему трое вооруженных с головы до ног разбойников, которые, приставя к горлу его кинжалы, требовали отдачи всех находящихся при нем денег; а как это был плод необыкновенных усилий и трудов, следовательно купцу это было весьма неприятно. Он сопротивлялся.

В сие время верная собака бросилась на того, кто более других тормошил ея господина, схватила его за горло, повергла на землю и начала грызть немилосердно. Двое разбойников, ожидая и себе подобной участи, двумя пистолетными выстрелами поразили верное животное и бросились на помощь к товарищу.

Пользуясь сим случаем и темнотою ночи, купец бросился в густоту леса и почти мертвый от страха пал в ров, наполненный хворостом — и притаился. Он слышал, как разбойники ходили около и искали его, проклиная собаку, заставившую их упустить такую добычу.

Все стихло.

Разбойники отдалились, как почитал купец, слыша голоса их в отдалении.

Тогда он тихо приподнявшись, осмотрелся и пошел около дороги, пробираясь опушкою леса.

В четверти мили от места, где лежал он спрятавшись, находилась одна небольшая корчма; в ней светился огонек. Купец постучался: ему тотчас отворили.

Страшная физиономия корчмаря и сына его, с перваго взгляда, обещала что-то дурное; их забрызганное кровию и грязью платье еще более смутило Еврея. Устрашенное его воображение точно представило ему корчмаря одним из тех разбойников, которые напали на него в лесу, но там, за темнотою, не мог он приметить лиц их. С безпокойством в душе, но с притворным спокойствием в наружности, вошел он в весьма нечистую избу и сел у стола. Вскоре вошла хозяйка, вся в слезах, и сказала мужу, что старший сын совсем умирает. «Проклятая собака!» прибавила она при сем. Еврея еще более подрало по коже; ему казалось, что умирающий точно был тот, котораго изгрызла его верная собака. Собравшись несколько с духом, он спросил себе ужинать; ему подали яишницу и стакан вина в особую какую-то большую комнату. Лишь только он сел, как вышедший хозяин запер его там ключем.