Иван Гурьянов - Ужасы чародейства (сборник)

Клавдий не преминул, с надеждою в сердце, явиться в назначенное время к колдунье, которая тотчас заперла за ним дверь, зажгла семь свеч, взяла свою черную книгу и волшебный прут. Она очертила около себя и своего гостя три круга и проборматала несколько слов — туж минуту вся хижина наполнилась дымом, потолок раскрылся и маленькой крылатой чертенок слетел на стол.

— «Ну Клавдий», — сказала колдунья, — «смотри сюда и обдумай можешь ли ты иметь столько бодрости, чтоб видеть большаго демона; тот очень страшен».

— «Нужды нет!» — отвечал сосед.

— «Итак», — сказала колдунья, обратясь к маленькому чертенку, — «принеси мне то, что ты знаешь!»

Чертенок изчез и возвратился чрез несколько минут, неся в когтях весьма осторожно черную курицу.

— «Возьми», — сказала старуха, — «эту курицу, ступай сей час на перекресток, вырой на самой средине яму с поларшина и тогда увидишь того демона, которой может тебя обогатить, с ним ты можешь уговориться».

Клавдий пошел на перекресток, вырыл яму и посадил в нее курицу. Лишь только он это сделал, как вдруг увидел пред собою демона; летучие огни окружали его голову и освещали окрестность.

— «Чего ты хочешь?» — спросил демон.

— «Я хочу, чтоб ты обогатил меня», — отвечал Клавдий.

— «А что дашь ты мне за это?»

— «Все, что тебе угодно и что имею».

— «Твою душу?»

— «Душу? Пожалуй когда я умру».

— «Назначим срок: много ли лет желаешь ты жить?»

— «Ого! Да я не хочу скоро умереть».

— «В таком случае, вот уговор: я согласен дать тебе столько лет жить, сколько пройдет пока ты сделаешь семь смертоубийств».

— «Да я их вовсе не сделаю».

— «Так и жить будешь».

— «Когда так, то изволь».

— «Ну подпишись!»

Демон подал Клавдию железное перо и удавленнаго младенца.

— «Вот пиши на этом трупе!»

Клавдий подписался и демон вручил ему кошелек полной золота и сказал при том, что каждое первое число месяца он будет наполняться снова.

Демон провалился сквозь землю, а Клавдий возвратился домой. На другой день он купил себе хороший дом, платье и все принадлежности; — соседи дивились, но не знали причины его обогащения. Он имел при себе престарелаго отца своего и меньшаго брата, которые дотоле разделяли его бедность; теперь, сделавшись богатым, Клавдий почел неблагопристойным иметь при себе отца и брата, оставил их жить одних в ветхой лачужке.

Скоро разбогател Клавдий до того, что сделался самым богатейшим поселянином, накупил земли, нанял работников, наполнил житницы хлебом и богател час от часу более, — но чем более возрастало его богатство, тем более ожесточался он сердцем: он знал, что отец и брат его живут в бедности, терпят нужду и если бы меньшой брат не работал день и ночь, то отец, на старости, лишенный сил, мог бы умереть с голода. Клавдий знал все это и не помогал ни отцу ни брату.

Лето было на исходе, начались вдруг дожди, бури; град побил весь хлеб, которой не погиб на корне от дождей; настал по всей стране голод. Люди умерли от холода наступившей зимы и голода.

При всеобщем бедствии, кой какия заведения, доставлявшия пищу бедным работникам, закрылись; средства к пропитанию исчезли; всякой думал лишь о себе. В сие время богатый Клавдий, недовольный еще своим богатством, вздумал закупить остальной хлеб у разных лиц и оставить его в своих житницах в надежде весною, когда голод будет еще чувствительнее, продать оной за двойную цену.

Протекли несколько ужасных дней. Антон, меньшой брать Клавдия, не мог уже доставить пищи для своего престарелаго отца; в страшной горести, он бежит к богатому брату просить помощи. Он описал ему бедственное свое положение; но Клавдий не смягчился.

— «Теперь», — сказал он, «всякой думает о себе; время тяжелое, я не могу помочь вам ничем!»

Напрасно Антон умолял брата своего. Он был неумолим, и вывел брата своего за дверь и запер оную.

Несчастный возвратился к страждущему отцу своему и, не желая огорчить его описанием братней жестокости, солгал в первый раз в своей жизни: он сказал, что брат его Клавдий сам хотел придти и принести им помощь.

Старик несколько успокоился.

Еще прошла ужасная ночь! Голод истомил старца: он не мог уже встать с пучка соломы, составлявшаго постель его. Антон мог еще встать и еще раз добрел до брата. Он пал у ног его и не мог подвигнуть к жалости. Клавдий приказал работникам вытолкать из дома несчастнаго Антония.

— «Чудовище!» — кричал Антоний в отчаянии, ломая себе руки, — «твой отец умирает уже голодною смертию, я также скоро за ним последую и тогда души наши потребуют тебя к отчету».