Немедленно послана была в след за Габриелой погоня.
Несчастная любовница Альбина, долго бродивши в окрестности, пришла наконец в лес; здесь утомленная усталостию, и углубясь далее в лес, села она и предалась горести. Одна в целом мире, оставившая дом родителя, преследуемая может быть проклятием отца, разлученная с тем, кто обитает в ея сердце, без всякой помощи, что оставалось ей делать? Воспитанная в неге, могла ль она надеяться снискать хлеб трудами рук? Конечно нет, и тем убийственнее было для нее непостоянство счастия.
Она утопала в слезах, терялась в мраке мыслей… как вдруг слышит голос:
— «Габриела, Габриела не унывай; счастие и несчастие на сем свете скоро преходящи!»
Она вскакивает, оборачивается в ту сторону от куда слышит голос, и видит белое привидение, которое туж минуту изчезло.
Сие видение успокоило несколько дух ея, но кто опишет ужас ея, когда чрез полчаса она увидела толпу всадников, предводимую Теобальдом и прямо, во весь опор, скачущую к ней. Она хотела бежать, но было уже поздно. Ноги ея подкосились и она упала на зеленый дерн, смоченный ея слезами.
Граф Теобальд поднял Габриелу, посадил на лошадь и, поддерживая во всю дорогу, но не говоря ни слова, привез во дворец Прованский. Гневный отец хотел было осыпать дочь свою упреками; но видя, что она чрезвычайно слаба и больна, оставил сие до другаго времени, а между тем приказал положить ее в постель и лекарю стараться о ея выздоровлении.
Теобальд и теперь не терял надежды: он полагал, что время есть отец любви. Старый Граф уверял его в том же.
Долго была больна Габриела и величайшия пособия могли только возвратить ее к жизни. Лекарь тотчас заметил беременность молодой Графини, но не говорил о сем никому; наконец, когда она совершенно оправилась от болезни, тогда лекарь должен был все объявить отцу, да и само время доказывало то; ибо быль уже 6-й месяц, как Рыцарь ужаса оставил двор Прованский.
Новость сия привела в бешенство стараго Графа: он поклялся омыть стыд свой кровию преступников, и тотчас приказал взять дочь свою под стражу.
Теобальд, узнавший о сем, уподоблялся разъяренному тигру, уязвленному стрелою охотника и стремящемуся пожрать жертву его озлобившую. Он требовал суда, требовал мучительной смерти преступнице.
В самом деле судьи были собраны; старый Граф занимал между ими первое место; потребовали преступницы, и Габриела явилась обремененная цепями.
Она призналась во всем и старый Граф без малейшаго содрагания произнес ея смертной приговор!
Из среды судей один старый рыцарь сказал следующее:
— «Законы рыцарства требуют в подобных случаях отлагать казнь до 7 дней и ожидать, не явится ли кто либо из рыцарей защищать осужденную. Мы должны это исполнить».
Теобальд не согласился, но большинство голосов в собрании судей превозмогло.
Габриела содержалась под самым строгим присмотром. — Шесть дней протекли в слезах самых горьких и не было ни кого, кто бы вызвался защищать несчастную.
Настал седьмой день. Герольды возвестили народу, что час казни приближается, что преступная Габриела должна быть живая зарыта в землю. Открыли ристалище, и свирепый Теобальд, бросив перчатку, ожидал дерзкаго защитника. Защитник не нашелся между присутствующих; но вдруг на вороном коне и в черных доспехах со щитом, шлемом и шарфом того ж цвета является рыцарь. Забрало его опущено, почему и нельзя было видеть лица его.
Он подъехал к Графу и Габриеле, поклонился, с отменною ловкостию соскочил с коня, поднял перчатку, сел снова на седло и начал с Теобальдом бой.
Сильно нападал Теобальд, и, казалось, готов был поразить противника смертным ударом; но проворный черный щит незнакомца с необыкновенным искусством отражал удары; наконец черный рыцарь сам начал наступать и одним ударом пронзил насквозь Теобальда.
Еще окровавленный труп его трепетал на песке турнира, как брат Теобальда, гигантскаго роста, явился против чернаго рыцаря, пылая отмщением, но три жестокия раны и смерть были его уделом.
Таже участь постигла еще других рыцарей. Тогда старый Граф сам сел на коня и выехал в средину; черный рыцарь преклонил копье и отказался от боя.
— «Трус!», — закричал Граф, — «ты боишься умереть?»
— «Граф!», — сказал рыцарь гробовым голосом, — «я доказал уже, что Виктор Шампанский не трус!»
— «Виктор Шампанский», — прервал Граф…… «Он лишился жизни в Палестине».
— «Боже мой!», — шептала Габриела, — «Виктор Шампанский, отец моего супруга!»
Читать дальше