Марион Пьери - Смертельный эликсир

Дениз неторопливо поправила на пышной груди булавку, которой закалывала передник, проведя после этого руками по талии и бедрам, а затем, прикоснувшись коготком указательного пальца к своим ослепительно белым, но мелковатым зубкам, улыбнувшись, уверенно сказала:

– Того же, что и ты!

Франсуа рассмеялся, но жар желания уже отравил его быструю и горячую кровь.

– Ах ты маленькая дрянь! Только хозяин на порог, а ты уже рядом с его постелью и предлагаешь свои услуги. Воистину чудовищные нравы в провинции! Это из-за всеобщей бедности или именно твоей порочности? Вот достойная тема для исследования психоаналитика! В Париже проститутки более сдержанны, чем горничная старой святоши в провинциальной Нормандии!

Он крепко схватил Дениз за руку повыше локтя и притянул к себе. Его обдало специфичным запахом здорового цветущего женского тела, однако это же его и оттолкнуло, ослабив желание. Парижские женщины мылись тщательнее.

Ноздри Франсуа дрожали, втягивая новый для него запах, который ему не нравился, но вызывал любопытство, как у человека, интересующегося всеми явлениями жизни. Местная девица легкого поведения – это тоже явление жизни, хотя изучать его Франсуа расхотелось. Опять сказались тетушкины уроки чистоплотности.

Он отпустил Дениз, удивленно смотревшую на этого мужчину, которому еще минуту назад она нужна была позарез для удовлетворения его желания. Девушка не понимала, что случилось. Любой житель Понтабери мужского пола (так она считала) многое отдал бы, чтобы прижимать к себе Дениз где-то в потайном местечке, ничего не заплатив при этом и ничем не рискуя.

Она фыркнула, и достаточно выразительно для того, чтобы вывести Франсуа из состояния транса.

– Вы, мсье, всегда так непоследовательны? – спросила она, поворачиваясь к зеркалу и краем глаза наблюдая за собеседником.

– Это не вашего ума дело, мадемуазель, – ответил Франсуа.

Слово «мадемуазель» резануло слух не только самому Франсуа, но и Дениз, к которой никогда не обращались подобным образом, ибо вся ее жизнь была наполнена делами, не позволявшими жителям Понтабери называть ее «мадемуазель». Поэтому вполне вежливое обращение было воспринято ею как оскорбление.

– Хам! – сказала она и, хлопнув дверью, выскочила из комнаты, как будто ее окропили святой водой.

Франсуа вышел вслед за ней на лестницу и наблюдал за тем, как разозлившаяся Дениз спускалась по начищенным воском ступеням и на ходу распускала наметку на юбке, возвращая ей прежнюю, более пристойную длину.

– Мадемуазель, вы порвете свою юбку прямо на себе! – крикнул ей вслед Франсуа. – Не говорите потом, что это сделал я!

Происшедшее его взволновало, и он решил спуститься в сад, чтобы немного успокоиться. «Ничего себе – приехал работать! – подумал он, меняя пиджак на простую рабочую куртку. – Служанка одним взглядом почти довела до экстаза, еще и получил словесную оплеуху от нее же!»

Он еще не решил, что делать с Дениз и докладывать ли тетушке о происшедшем. Она непременно уволит эту пышку с сексуальным азартом тигрицы, а Франсуа не хотел оставлять без средств к существованию мать Дениз – Альбертину, от которой он видел в детстве только добро. Достойная женщина. Надо же, и такая дочь!

Он вышел в сад и стал мерить шагами белые каменные дорожки, обдумывая стратегию своей будущей работы. В Париже все казалось таким ясным и понятным, а тут, в этой провинциальной тиши, его вдруг охватили сомнения в правильности сделанного выбора. Да, ему, молодому и неизвестному ученому, сделали выгодное предложение. И кто! Сам мсье Дюлок! Империя Дюлок! Дух захватывает, когда думаешь, что можешь быть к ней хоть немного причастен! Сеть фармацевтических фабрик по всей Франции. Тонны медикаментов и косметической продукции в аптеках. Торговые связи и сотрудничество с известнейшими в мире компаниями. И рядом со всем этим великолепием – он, Франсуа Тарпи, маленький нормандец со своей еще совсем неразвитой научной идеей. Разве неразвитой? Мелким летящим неразборчивым почерком исписаны несколько пачек бумаги, проведены сотни опытов, он не видит еще света в конце, но чувствует, что истина где-то рядом. Совсем близко. Надо только направить яркий луч фонарика в нужном направлении, и истина обнаружится.

Франсуа представил себе, как он с фонариком стоит на темной дороге, какой ему всегда представлялась научная стезя, и, поворачиваясь, высвечивает все неровности и трещинки на ее поверхности. Кажется, повернись еще на пять градусов, и вот оно – открытие!