Марион Пьери - Смертельный эликсир

Это он-то – серость? Это он-то – умеренность? Вот это номер! Он думал, что тетка его обожает, гордится им, а она – умеренность? Что там она еще сказала? Не выдающихся умственных способностей? Не красавец? Не везунчик?

Н-да, с этим надо разобраться… Ну, насчет красоты он и сам знал, что в этом щедроты природы на него высыпались негусто. Но ему нравилась его внешность. Нормандский торс, лукавые глаза и густая растительность на теле обеспечивали внимание женщин.

Умственные способности? Да он был одним из лучших студентов… Тут мысли его запнулись. Э-э-э… Может, тетушка прознала, как ему трудно давалась патанатомия? Или терапия? Но это не его сфера. И это, конечно, мелочь по сравнению с ее утверждением, что я не везунчик! Это то основное, что должен иметь каждый ученый! Везение! Причем ощущать его, знать, что оно всегда (!) присутствует в жизни. Без этого в науке можно перелопатить тонны научной руды, и все зря. Да почему только в науке? Любой человек, пытающийся выстроить свою жизнь победно и блестяще, должен знать и чувствовать, что везение ему сопутствует! Признаки этого? Они могут быть разные – от мелочей вроде наличия билета на поезд, когда покупаешь его в последний момент, до глобальных вещей.

Франсуа был озадачен. Не очень победно начиналась новая часть его жизни, на которую он возлагал большие надежды. Тут его взгляд упал на туфли с торчащими из них носками. Он все еще был босым после душа. Это те самые туфли, которые так не понравились секретарше мсье Дюлока. А-а, чтоб их! Франсуа внимательно осмотрел одну туфлю: действительно, каблук стоптался, на подошве давно пора поставить заплатку, форма потеряна из-за долгого ношения… Он со всей силы запустил ненавистными туфлями в сторону огромных кустов сирени. Никогда он больше не наденет эту растреклятую пару, которая напоминает ему о его позоре.

Нужно попросить тетушку сопроводить его в город, чтобы он мог купить себе несколько пар достойной обуви, приличествующей зажиточному нормандскому буржуа. Да и новый летний костюм надо бы заказать.

Он улыбнулся. Если бы ему еще несколько дней назад сказали, что он назовет себя буржуа, он бы не поверил. Провинция знает свое дело!

Франсуа поднялся в свою комнату: он хотел переодеться перед обедом. В комнате было прохладно. Занавеску колыхал ветерок, на столике возле зеркала стоял букет садовых цветов. «Если бы я умел рисовать, то именно этот момент спокойствия и неги мне бы захотелось остановить, запечатлев на холсте», – подумал он.

На рабочем столе Дениз аккуратно разложила его письменные принадлежности, тетради, блокноты с записями. Франсуа открыл старинную бронзовую чернильницу, которая верой и правдой служила еще дяде Пьеру: она была полна свежих чернил. Франсуа вспомнил, как в далеком детстве специально, чтобы подразнить дядю, ловил сачком мух и запускал их в чернильницу. Вечером, предвкушая удовольствие, он чинно приходил в дядин кабинет, садился в кресло с книгой в руках и наблюдал. Обычно дядюшка брал писанину домой и вечерами много работал. Каждый раз, когда мухи вылетали из чернильницы, он грозил всеми карами служанке, прибегала тетушка, и целый вечер в тихом и спокойном мирке их дома тратился на разгадку того, как мухи попадают в чернильницу.

Франсуа улыбнулся. Как давно это было! Теперь его черед писать чернилами из старой чернильницы.

– Надо будет заказать дополнительные полки у столяра, – вслух подумал он. – Да и место для работы нужно будет оборудовать не в комнате, а в цокольном этаже.

Он вспомнил, что рядом с кухней есть две комнаты с отдельным выходом. Они предназначались для прислуги, в них жили кухарки и гувернантки. Но сейчас, за неимением оных, комнаты, видимо, пустовали. Надо будет взять у тетушки ключи и осмотреть помещения.

Франсуа прикинул, что, кроме деревянных полок, ему придется потратиться на реактивы, колбы, приборы. Это стоит недешево, придется убедить тетушку забрать часть капитала, хранящегося в банке.

Он открыл шкаф и провел рукой по паре костюмов и рубашкам, которые были аккуратно развешаны на плечиках. Пожалуй, тетушка зря упрекает Дениз в неаккуратности и нерасторопности. Он, привыкший к высокомерию дорогой парижской обслуги, находил работу молодой служанки почти идеальной. На нижней полочке для обуви стояла вычищенная до блеска пара. Франсуа рассмеялся. Выбросить-то он выбросил свои старые ненавистные туфли, а вот в чем идти в город, не подумал! Он и забыл, что у него есть всего две пары, но вторая в худшем состоянии, чем выброшенная.