Посетитель встал, отсчитал несколько купюр, положил их на стол и галантно поклонился Любе.
– Благодарю за угощение и понимание, – сказал он. – Мне было исключительно приятно общаться с вами. Всего хорошего!
– Прощайте, – сдержанно молвила официантка, радуясь, что этот нездоровый на голову человек наконец-то покидает стены ресторана. Она проводила его взглядом до самых дверей.
Едва черный костюм клиента исчез из виду, как все до единой картины, висевшие в зале, одновременно рухнули на пол, сорвавшись с креплений. Вычурные позолоченные рамы, в которые произведения были вставлены, с шумом разлетелись на крупные и мелкие куски.
Находившаяся посреди этого утреннего светопреставления Люба нашла единственно верный способ выразить свое отношение к ситуации. Она впервые в жизни осенила себя крестным знамением, после чего торжественно упала в глубокий, продолжительный обморок.
Эдик вздрогнул и открыл глаза. Давно рассвело, и утро, скорее всего, уже не было ранним: цветущий за окном куст шиповника горел великолепным огнем, как это бывает лишь в предполуденных лучах июньского солнца. На столике подле кровати стояло накрытое салфеткой серебряное блюдо с завтраком. Так и есть, все домашние уже успели откушать, он один разоспался.
Сегодня Эдик опять пережил странное предрассветное видение с белой птицей, что на протяжении девяти месяцев упрямо вторгалось в его ночной покой. Этот повторяющийся сон изматывал силы Эдика своей непонятностью. После него мальчик впадал в долгое, беспокойное забытье, которое могло продолжаться вплоть до обеденного часа.
Сон всегда развивался одинаково. Он вырастал из черной пустоты, что постепенно начинала сжимать Эдику голову, утягивала за собой куда-то вниз, потом уводила вверх и внезапно швыряла в бездну ослепительного – ярче солнечного – света. Свет не был добрым: он угрожающе вибрировал и издавал тихое, но грозное гудение, которое непрестанно нарастало, становилось нестерпимым, оглушительным, поглощавшим все вокруг. Вдруг этот терзающий пространство свет взмывал вверх, стремительно уменьшался в размерах – и вот уже в синем небе кружила белая стальная птица с хищным клювом и жесткими крыльями. Ее угрожающий рык достигал уха мальчика даже из заоблачных далей.
А в сегодняшнем сновидении птица внезапно стала быстро опускаться к земле. Эдик испугался, что она набросится на него, и крепко зажмурился. Через мгновение, однако, он приподнял веки и увидел на ее вытянутой спине человека. Тот сидел, обхватив руками и ногами шею чудовища, и его лицо с прикрытыми глазами выражало величайшую сосредоточенность. Птица со страшным ревом перевернулась в воздухе, а оседлавший ее человек ослабил захват и не удержался, упал на землю. Последнее, что запомнил Эдик, было его все так же сосредоточенное лицо. В глазах человека не прочитывалось страха – лишь одно безграничное любопытство…
Эдик откинул легкое пуховое одеяло и спустил ноги на пол. Он аккуратно снял вышитую салфетку, прикрывавшую завтрак. На блюде стояли еще теплый фарфоровый чайник и узорная чайная пара, розетка с густыми сливками, вареное всмятку яйцо в медном стаканчике и тарелка со свежей выпечкой. Эдик улыбнулся – не иначе как о его позднем завтраке позаботилась гувернантка, молоденькая француженка Натали. Она одна во всем доме помнила, что любимое утреннее лакомство молодого хозяина – крендельки с маком, а вовсе не ячменные лепешки, как почему-то считала его maman . Порой мальчику казалось, что пахнувшая росой и луговыми травами Натали – единственное благословенное существо в их семье, которое его действительно любит и понимает.
Измайлов Андрей Антонович, отец Эдика, не выказывал открытой враждебности к сыну, но его взгляд, обращенный к ребенку, всегда оставался холодным и безразличным. Впрочем, это было его обычное выражение глаз: высокий красавец с жесткой бородкой испытывал глубокое равнодушие ко всему, что не имело отношения к чаю. Не в том смысле, что Андрей Антонович был поклонником и ценителем ароматного напитка, – просто в свое время торговля чаем помогла ему достичь финансового процветания и по сей день являлась основным источником его состояния.
С самого начала Андрея Антоновича преследовала коммерческая удача. Уже после первой его поездки в Китай прибыль от продажи экзотического напитка в полтора раза превысила все сопутствующие затраты. Особенно доходной в тот период оказалась торговля в российской глубинке. Измайлов втридорога продавал купцам из глухих городишек и деревень жасминовый чай, расхваливая его непревзойденные качества, а сам по дешёвке скупал у них хлеб и сырье, чтобы затем сбыть их экспортерам по куда более высоким ценам.
Читать дальше