Б. Романов: Любовь земная и любовь небесная. Выбранные мысли, афоризмы, исторические анекдоты, пословицы и поговорки на заданную тему

Можно пережить распад экономики, можно смириться, хотя и очень трудно, с распадом государства, можно, наконец, перетерпеть даже расставание с самым дорогим — с Родиной, но с разложением нравственности, когда этот богомерзкий процесс затрагивает огромные массы людей, не может справиться и никогда не справлялся ни один народ на земле. Тем более не под силу это одному человеку. Тотчас вслед за распадом морали следует неотвратимое наказание. Исчезает на карте земли государство, пропадают в чёрной дыре истории целые народы, погибает человек-одиночка, нарушивший незыблемые заповеди нравственности, отражённые во всех вероисповеданиях, преступивший ясно очерченную Богом черту.

Громадная заслуга в том, что человек не озверел окончательно, несмотря на многие тяжелейшие испытания, которым его подвергала и продолжает подвергать его же история становления и развития, принадлежит в первую очередь религии и высокой культуре, ставшими надёжными проводниками между Богом и нами, погрязшими в грехах, и перед Ним, и перед собственной совестью, и перед ближними своими.

Долго и небезуспешно власть предержащие пытались создать какую-то новую, невиданную доселе мораль, запрещали и уничтожали, подвергали гонениям всё, что так или иначе расходилось с их кабинетными теориями и насквозь лживыми представлениями о нравственности, любви, платонической и земной, добре и зле, праведности и неправедности, о чём люди вообще, и человеческая культура в частности, давно выработали вполне приемлемые для жизни земной и духовной всех удовлетворяющую этику отношений.

В жизни, где бы она ни протекала, женщина — мать, жена, сестра, любовница, друг — занимает огромное место, вот почему вернее всего нравственность проверяется и испытывается во взаимоотношениях мужчины и женщины.

Безнравственный человек не способен любить, а то, что ему представляется любовью — чистейшее физиологическое отправление, бездумное, почти неосознанное механическое стремление к продолжению и сохранению рода — не более того.

В последнее время мутным потоком хлынула на книжный рынок (и не только на книжный) всякого рода «любовная» продукция, в которой эротика, порнография и грязное бесстыдство, перемешавшись, образовали чудовищный идеологический таран, развращающий души и мозг всех без разбора — от детей до стариков, живших до того в блаженном неведении.

Мы далеки от мысли исправлять пороки человеческие нравоучениями, занятие это столь же бесполезное, сколь и бессмысленное. Рано или поздно народ сумеет отделить зёрна от плевел, но если хоть одной душе эта книжка поможет понять прелесть и полноту истинно нравственного отношения к женщине, составитель будет считать свою миссию выполненной.

Клеобул говорил, что дочерей надобно выдавать замуж по возрасту девицами, по разуму женщинами… С женой при чужих не ласкайся и не ссорься, — советовал он. Первое — знак глупости, второе — бешенства. Жену бери ровню, а возьмёшь выше себя — родня её будет над тобой хозяйничать.

Однажды Ксантиппа сперва разругала Сократа, а потом окатила водой. «Так я и говорил, — промолвил он, — у Ксантиппы сперва гром, а потом дождь». Алкивиад твердил ему, что ругань Ксантиппы непереносима; Сократ ответил: «А я к ней привык, как к вечному скрипу колеса. Переносишь ведь ты гнусный гогот?» «Но от гусей я получаю яйца и птенцов к столу», — сказал Алкивиад. «А Ксантиппа рожает мне детей», — отвечал Сократ. Однажды среди рынка она стала рвать на нём плащ; друзья советовали ему защищаться кулаками, но он ответил: «Зачем? чтобы мы лупили друг друга, а вы покрикивали: „Так её, Сократ, так его, Ксантиппа!?“» Он говорил, что сварливая жена для него — то же, что норовистые кони для наездников: «Как они, одолев норовистых, легко справляются с остальными, так и я на Ксантиппе учусь обхождению с другими людьми».

Кто-то осуждал Аристиппа за то, что он живёт с гетерой. «Но разве не всё равно, — сказал он, — занять ли такой дом, в котором жили многие, или такой, в котором никто не жил?» — «Всё равно», — отвечал тот. «И не всё ли равно, плыть ли на корабле, где уже плавали тысячи людей, или где ещё никто не плавал?» — «Конечно, всё равно». — «Вот так же, — сказал Аристипп, — всё равно, жить ли с женщиной, которую уже знавали многие, или с такой, которую никто не трогал».