Роман Романов: Эдиков комплекс. Романтическая фантазия на тему сновидения

– Мальчик, что, что с тобой случилось? – крикнула опомнившаяся от испуга Дарья Николаевна и бросилась к нему на помощь. Сотрясаясь от плача, Миша растирал неожиданно онемевшие пальцы левой руки и одновременно пытался собрать воедино свое школьное хозяйство, упихивая его обратно в портфель. Женщина обняла мальчишку и по-матерински прижала к себе, чтобы успокоить. – Ну же, Лёвушка, не плачь, все будет хорошо. Давай, дорогой, я помогу тебе – ну, вот видишь, все собрали, не надо плакать.

– Спасибо, тетенька, – всхлипнув еще несколько раз, поблагодарил Миша. Он не обратил внимания на то, что женщина почему-то назвала его странным именем: сейчас ему было крайне стыдно за свое нелепое поведение и беспричинную истерику посреди улицы.

Он согнул руку в локте и о внешнюю сторону предплечья вытер слезы. Потом застегнул портфель и вежливо, но твердо высвободился из утешительных объятий жалостливой незнакомки.

– Мне домой надо – мама ждет. До свиданья.

– Да-да, конечно, мама ждет, – вполголоса проговорила Дарья Николаевна, растерянно глядя вслед чужому мальчику и пытаясь повторить жест, которым он смахнул с лица остатки слез – жест столь же характерный, сколь и неудобный. – До свиданья.

Цветкова подождала, пока фигура мальчика скроется за деревьями, покрытыми первым золотым напылением, и продолжила свой путь к набережной. Перед глазами у нее то и дело всплывал образ темноволосого подростка – он снова и снова повторял свое неуклюжее движение, словно защищался от какой-то неведомой опасности.

Спустившись по ступеням к безлюдному пляжу, Дарья Николаевна подошла к лавочке, что стояла недалеко от воды, и опустилась на нее. На скамейке лежала большая книга в твердом коричневом переплете: «Н.А. Кун. Легенды и мифы древней Греции» – так было написано на обложке.

Поискав глазами хозяина литературного издания, Дарья Николаевна открыла книгу. К внутренней стороне переплета со штампом средней школы библиотекарь приклеил контрольный листок, где неровным детским почерком было выведено имя: Михаил Карташов, 5 класс «Б».

Дарья Николаевна перелистала книгу и тихо, интеллигентно засмеялась: чуть ли не все иллюстрации издания были художественно дополнены чьей-то рукой – вероятно, это сделал школьник Карташов. Статую Афродиты юный рисовальщик увенчал солдатской каской, в рот богине сунул дымящуюся папиросу, а над верхней губой нарастил роскошные усы. Для большей ясности Карташов оставил внизу надпись: «Скворцова дура и зануда!» Бесстыжего танцующего сатира художник приодел в кружевные дамские панталоны, из-под резинки которых торчала бутылка водки, и на подножии древней статуи сделал ценное историческое пояснение: «Деда Толя отдыхает в санатории».

Еще раз оглянувшись – нет ли где поблизости этого Карташова? –Цветкова положила книгу к себе в сумку, чтобы дома поближе познакомиться с его озорным творчеством, а потом с удовольствием подставила лицо теплому осеннему солнцу.

Баронесса Ольга фон Штернберг находилась на последнем месяце опрометчивой беременности и сильно рисковала, пускаясь на перекладных в безумную гонку из Петербурга в Москву. Рисковала своей жизнью и жизнью еще не рожденного ребенка. Рисковала оказаться без средств к существованию. Рисковала быть навсегда изгнанной из высшего общества. Впрочем, оставаться далее в постылом Петербурге Ольга тоже не могла. Поэтому в одну из первых белесых ночей северного августа она хладнокровно совершила побег из своего уединенного дома на Васильевском. Баронесса надежно спрятала в тайных складках дорожного платья все драгоценности и обильную наличность, а также благоразумно скрыла среди одежды наиболее ценные вещи из сокровищницы безвременно почившего мужа.

Знаменитый Петербургский тракт слыл лучшим в Европе, но поездка по нему вряд ли кому-то могла показаться комфортной, а уж беременной женщине и подавно. Дорога, ровная на вид, в действительности была бесконечным скоплением щебневых возвышенностей – небольших, но необычайно жестких и неподвижных. Из-за них оси кареты гнулись, рессоры лопались, болты расшатывались и вылетали на каждом перегоне. Поэтому в летнюю пору путь между двумя столицами мог затянуться на долгие три недели.

Баронесса с железной выдержкой ждала в смрадных станционных гостиницах, когда мужики неторопливо отремонтируют ее экипаж, запрягут в него свежих лошадей и ямщик легко вспрыгнет на облучок, чтобы повезти ее дальше. Точнее, помчать с бешеной скоростью, при которой до дурноты кружится голова, больно стискивает грудь и иногда кажется, что можно умереть от недостатка воздуха в обожженных зноем легких.