Вечерние прогулки становились все более длительными.
Времени на то, чтобы вдоволь «подышать воздухом» и при этом сделать в срок все свои домашние задания (которых с каждым днём задавали всё больше) катастрофически не хватало. В связи с этим, и без того неустойчивая психика Стеллы стала вконец неуправляемой.
– Ты не думала о своих выпускных экзаменах, Эсси? – Не выдержал как-то за ужином озадаченный отец (она всегда звал её так, уменьшительно, упорно не желал называть полным именем, будто боялся, что стоит ему его произнести, как его милая дочурка сразу же превратится в некого доисторического монстра и проглотит его живьём). – Ты сможешь отдохнуть после, но сейчас надо бы подумать о своем будущем… как считаешь?
Стелла была как раз на тот момент мысленно занята очередным продумыванием своего «плана мести». Она вообще в последнее время очень часто о нём думала: и за едой, и перед сном, – и крайне не любила, когда её отвлекают от этого занятия. Никогда до этого она не позволяла себе подобного, но произнесённая в тот вечер родителем фраза (произнесённая в момент крайне важных для неё умозаключений) подействовала на девушку примерно с тем же успехом, как появление пирожного с кремом воздействует на ребёнка, – которого, по каким-либо причинам, надолго отлучают от сладкого.
Проще говоря, девушке просто «снесло крышу».
Быть может, дослушай Стелла слова отца до конца, – это помогло бы ей избежать неприятностей в самом скором будущем. Но слушать она никого не хотела.
Она в бешенстве выскочила из-за стола. Странный, нарастающий в ушах шум заглушал собой все голоса, – и любые доводы, пытающиеся противостоять ему, казались враждебными.
Громкий стук вилки, – которая с визгом отлетела от тарелки с едой и упала на пол, – не дал отцу окончить начатое предложение.
– Лучше не вмешивайся в мои дела. Слышишь?! И хватит меня так называть, мне не пять лет!
Затем она побежала (прямо в том, в чём была одета за столом), побежала к выходу, -оставив распахнутой входную дверь родительского дома, побежала, переходя постепенно из лёгкой трусцы на ожесточенный бег.
За ней никто не побежал следом. Почему? Вероятно, родители были чересчур шокированы произошедшим.
«Я, помнится, перед своими школьными экзаменами в её возрасте столовый сервиз разбила, нарочно». – Поделилась с мужем мать Стеллы, спустя минут десять после «побега». – Мой отец мне сказал потом: дочка, лучше в следующий раз прикрикни на меня – дешевле обойдётся».
«Твой отец ведь с ума сходит по антиквариату. А моё отношение ты знаешь. Лучше бы она что-нибудь разбила». – Опустил голову безутешный отец.
«Эй, только не мой фарфор! – Шутливо заметила женщина. – Мне его папа подарил».
«Тебя наказали тогда, кстати?»
«Наказали, разумеется. И весьма болезненно».
«Не уверен, что лично я способен на такое».
«Вот и не нужно. Сделаем вид, что ничего не было. Всё пройдёт, дорогой. Все подростки немного сумасшедшие».
«Возможно, ты права, дорогая».
Они было довольно прогрессивны, родители Стеллы. Они поговорили и решили, что всё уляжется само собой. Они считали, что их дочь исправно пьёт по утрам таблетки зверобоя и валерианы, и просто немного взвинчена из-за предстоящих выпускных заданий.
Они не знали о том, что случилось тогда , давно, – перед отъездом из «дома-сада».
А Стелла, – Стелла бежала в этот вечер долго, очень долго, – пока, наконец, не пересекла пределы города и не попала на большое, заросшее сорной травой поле. Устремившись через него, она не останавливалась до тех пор, покуда у неё не начали отниматься ноги.
Тогда она просто упала в траву, более не имея сил двинуться.
Мышцы болели, а вся одежда, к тому времени, насквозь пропиталась потом.
Она чувствовала боль во всём теле. Но одновременно с этим, она почувствовала и то, чего ей так не хватало, и то, о чём родители тоже никак не могли догадаться.
Радость.
Яростная радость.
Стелла решила называть это так.
Май в этом же году выдался невероятно теплым.
Особенно приятны были майские ночи.
Месяц спустя после «апрельского скандала» (в ту самую роковую ночь, с которой начинается введение в данное повествование) Стелла шагала по улице, наслаждаясь приятной прохладой ночного воздуха.
Погода в этот погожий день была настолько мягкой, что девушка совершенно не переживала по поводу того, что нарядилась совершенно по-летнему. На ноги её были обуты лёгкие светлые босоножки, верхняя же одежда представляла собой пошитую из ткани и развевающуюся от малейшего дуновения ветерка юбку, – и такую же точно блузу, но только чуть более светлого оттенка, аккуратно подпоясанную. В темноте, подсвечиваемой лишь редкими уличными фонарями, ткань обоих предметов гардероба, казалось, даже светится изнутри.
Читать дальше