Пиер Мартен - ВЫБОР. Невидимая Связь

«Ты будешь мне должен», – сказала я. С таким же успехом я могла бы дать ему миллион долларов, но я почувствовала, как его радость вошла в меня. Ладно, это не было уж такой неприятностью. Возможно, я могла бы выменять эту радость на, скажем чтобы он выполнял некоторые мои обязанности по дому.

Ну да ладно. Я наблюдала, как его светлые волосы подпрыгивали, когда он бежал наверх, чтобы собраться. Это была странная стрижка, коротко подстриженная вокруг ушей и шеи, но более длинная на макушке, так что её можно было разделить посередине.

«Наверное, кто-то сказал «да», – сказала мама, выходя из кухни. Она всегда работала дома, когда у нас были каникулы в школе. Не то чтобы нам нужен был кто то взрослый, просто это была привычка, которую она сохранила с тех пор, как мы были ещё маленькие.

«В этом доме нет секретов», – сказала я, позволяя ей снова стать занудой. Мама наклонилась, проходя мимо, и поцеловала меня в лоб. И в то же время я почувствовала её любовь, смешанную с гордостью. Я хотела возненавидеть это вторжение, но мне было приятно. Мне действительно нужно было закончить школу и отправиться в самостоятельное плавание. Мне нужно было быть одной, чтобы понять, кто я есть, без постоянного вторжения из вне.

«Я рада, что ты присматриваешь за ним», – сказала мама. «Он всегда сначала „делает“, а потом уже думает. Когда же ты рядом, он начинает больше думать».

«Вот так я и провожу своё время», – пожаловалась я, – «размышляя». Мама остановилась и повернулась ко мне. Она отращивала длинные волосы. Не такие длинные, как у меня, но выше плеч. Я думаю, что она красила их в тёмный цвет, пытаясь побороть седину.

«Я слышу немного жалости к себе?» спросила мама. Её улыбка обезоружила мою очередную жалобу. Она обогнула диван и села рядом со мной. Я не была готова к разговору между матерью и дочерью, но я хотела пожаловаться.

«У Зейна больше планов, чем у меня, – сказала я, – больше друзей, больше дел. А у меня ничего нет. Может быть, я стану отшельницей или уйду в монастырь».

«Уже сдаёшься в восемнадцать лет», – поддразнила меня мама. Её рука обхватила моё плечо и притянула меня к себе.

«Это не смешно, – сказала я, выражая своё отвращение, хотя должна была держать его при себе, – я стану одной из тех кошатниц, которых показывают в новостях». Я была старше своего свидетельства о рождении. Мой день рождения был перенесен на два с половиной месяца вперед от моего фактического рождения. Мы скрывались, и изменение даты помогло сохранить мою личность в тайне. Это было сделано для того, чтобы сделать запросы к базе данных менее эффективными.

«У тебя всё ещё нет пары?» спросила мама. Я почувствовала её сочувствие и была рада, что в нём не было жалости. Жалость разозлила бы меня, а я не хотела злиться. Я хотела быть грустной.

«Я буду единственной без пары», – вздохнула я, – «обречённой на стол неудачников выпускного бала». Я почувствовала прилив любви со стороны папы. Его не было в городе, он уехал по делам, и моя грусть сразу улетучилась. Он мог быть за миллион миль от меня, а я всегда чувствовала его. Я сосредоточилась и заблокировала его связь. Он разрушал прекрасно проведенное время страдания. Я не хотела довольствоваться тем, что мне выпало в жизни; я хотела большего.

«Времени ещё предостаточно, – сказала мама, – да и ты всегда можешь попросить кого-нибудь сама». Я закатила глаза.

«Женщины не просят мужчин, – сказала я, – это только подтвердит, что я в отчаянии. Посмотри на одиночку, умоляющего о свидании». Я наверно через чур размахивала руками, но я была в небольшой ярости.

«Твой отец тоже никогда бы не попросил меня», – сказала мама. «Некоторых мужчин нужно немного подтолкнуть. В наше время нет ничего плохого в том, что женщина спрашивает мужчину». Ей было легко говорить. У неё была любовь всей её жизни. Родители всегда притворялись, что всё легко, когда их жизнь только налаживалась. Моя жизнь казалось мне была неустроенной, и я уж точно никак не смогла бы пригласить парня на выпускной бал.

«Да, наверное», – солгала я. «Просто это должно работать по другому». Саманта отказала одному парню, а затем приняла просьбу Джина. Она переполняла меня, заставляя чувствовать себя некрасивой и нежеланной. Я, конечно, была рада за неё или что то вроде того. Но было бы лучше для всех, если бы какой-нибудь парень просто попросил сам.

«Если бы жизнь была идеальной, нам бы не пришлось менять имя и прятаться здесь, в штате Мэн, – сказала мама, – всегда есть что-то, что подбрасывает гаечный ключ в работу. То, как мы справляемся с этими вещами и определяет нас». Я не стала закатывать глаза, как мне хотелось, т.к. это оскорбило бы её. Она и понятия не имела, как это плохо чувствовать себя нежеланной. Поправлюсь, нежеланным для людей за пределами моей семьи. Я чувствую себя почти невидимкой для своих сверстников.