Брэм Стокер - Логово белого червя

Арье Фишер с тревожным удивлением отметил, что в голосе раввина прозвучали тщательно скрываемые, но заметные нотки страха.

Хава поморщилась, но после минутного колебания все-таки повторила:

— Живущий под покровом Всевышнего в тени Всемогущего обитает…

— Скажу Господу: убежище мое и крепость моя — Бог мой, на которого полагаюсь я… — чуть громче произнес раввин.

— …Полагаюсь я… — повторила Хава.

— …Ибо Он спасет тебя…

Внезапно Хава резким движением выбила из рук раввина книгу. Лицо ее исказила страшная гримаса. — Нет!!. — закричала она. — Нет!.. Оставь меня… убирайся!.. — Она попыталась вскочить. Рабби Цви-Гирш и муж едва удержали ее в постели — такая сила вдруг проявилась в теле женщины.

— Держите ее, как можно крепче, — шепнул раввин портному, а сам, выпрямившись во весь рост и раскачиваясь, продолжил чтение звенящим от напряжения голосом:

— Ибо Он спасет тебя от сети птицелова, от мора гибельного. Крылом Своим Он укроет тебя и под крыльями Его найдешь убежище, щит и броня — верность Его…

Арье, изо всех сил прижимавший к кровати бившуюся в истерике жену, сужасом следил, как по ее телу волнами проходят судороги, а на губах выступает розоватая пена.

— … Не устрашишься ужаса ночного, стрелы, летящей днем!..

При этих словах Хаву выгнуло дугой. Из искаженного рта вырвался поток проклятий. Голос ее, как и давешней ночью, изменился до неузнаваемости. Арье Фишер прижимал ее плечи к подушке так, что у него посинели ногти. Видно было, что и рабби Галичер с трудом сохраняет спокойствие. Когда он дошел до конца и произнес:

— Свидетельства Твои верны совершенно, святость подобает дому Твоему, Господи, вовеки, — лоб его усеян был крупными каплями пота.

С последними словами псалма женщина вдруг успокоилась. Ее измученное лицо обратилось к раввину. Она попыталась что-то сказать, но лишь чуть шевельнула запекшимися губами. В следующее мгновение глаза ее закатились, тело обмякло.

Арье Фишер осторожно убрал руки и отошел от кровати.

— Останьтесь здесь, — сказал раввин тихо. — Сядьте рядом и читайте псалмы. Начните с девяносто первого, он предохраняет от нечистой силы. Вы видели, как он подействовал на… на вашу жену. Потом переходите к следующему, и так до конца. Думаю, она будет спать до самого вечера.

— Что с ней? — еле слышным шепотом спросил портной. — Что с моей женой?

— Очень плохо, — ответил рабби Цви-Гирш скорбным голосом. — Очень плохо, реб Арье. Это диббук.

— Диббук… — повторил портной, спешно отходя на шаг от постели жены. — Но это значит… Это значит…

— Это значит, — сказал раввин с тяжелым вздохом, — что в тело вашей жены, Арье, вселилась чужая душа. Неприкаянная душа какого-то грешника прилепилась к ее душе. Нужно ее изгнать. Сидите и читайте псалмы, до вечера. А вечером я соберу миньян, и мы попробуем ей помочь… Хотя я не уверен, что мне удастся, — закончил он. — Я читал о таких случаях и даже знаю каббалистов, изгонявших диббука, но самому мне еще ни разу не доводилось этим заниматься. Будем уповать на Всевышнего.

— Да, будем уповать на Всевышнего, — эхом отозвался портной.

После ухода раввина он повязал тфилин на лоб и руку, с особой тщательностью произнося благословения, затем накрылся талесом, встал над лежавшей в беспамятстве Хавой и принялся вполголоса читать псалмы, как велел рабби Галичер. Слова сплетались в длинную бесконечную цепь, он прочел каждый из псалмов по нескольку раз.

Все это время Хава лежала неподвижно, откинувшись на подушки. Глаза Арье Фишера начали слезиться от напряжения, язык заплетался, но он пересиливал себя и продолжал читать, держась за «Книгу псалмов» так, как утопающий держиться за спасительно протянутую ему руку. Больше всего он боялся прервать чтение: ему казалось, что в этом случае диббук вновь начнет сотрясать измученное тело Хавы.

Ход времени реб Фишер не ощущал. Только когда в комнате стало темнеть, он, по-прежнему произнося вполголоса стихи псалма, бросил короткий взгляд в окно и обнаружил, что день давно прошел.

Он принялся читать громче, одновременно чуть отодвинувшись от постели. Чем гуще становилась вечерняя темнота, тем ближе к выходу оказывался портной и тем больше он путался в произносимых словах. С опозданием Арье Фишер подумал, что следовало заранее заготовить свечи.

Заскрипели дверные петли, послышались шаги и негромкие голоса. Реб Фишер остановился на полуслове, повернулся и с облегчением опустил книгу. Пришел рабби Галичер. Его сопровождали восемь пожилых мужчин — тех самых ватиким, с которыми портной обычно молился в синагоге по утрам. Все они несли в руках свечи и молитвенные принадлежности. В молчании рабби Цви-Гирш расставил вокруг кровати свечи — их было несколько десятков. Шепча молитвы, он зажег одну за другой. В комнате стало светло как днем.