Василий Боярков - Возвращение ростовского потрошителя

В этот раз глаза ее горели испугом, прическа полностью растрепалась; она шла и с осторожностью озиралась по сторонам, ежеминутно ожидая внезапного нападения. Жила девушка в фешенебельном, частном особняке, построенном почти на окраине города, так что идти ей было, впрочем, недалеко – кладбище располагалось как раз с этого края Новочеркасска. Даша дождалась, когда родители уедут из дома, после чего, зайдя внутрь, немедленно прошла в ванную, где заперлась примерно на час. Ей стоило большого труда придать себе уравновешенный вид и принять важное, судьбоносное для нее, решение: перепуганная блондинка ни за что не хотела оставаться в одном городе с таинственной неизвестностью, убившей ее друзей, пути с которой могли пересечься у красавицы в любое мгновение. Встряхнув головой, будто скидывая с нее все невеселые, вызывающие сомнения, мысли, белокурая девушка прошла в свою комнату, где тут же стала паковать свои вещи, собираясь в дальнюю и длительную дорогу. В течении пары часов ей удалось до отказа заполнить вместительную дорожную сумку, бывшую на колесиках, но она все еще думала, что взяла с собой не все, что ей может понадобиться в дальнейшем; таким образом, перепуганная красавица «забила» еще и школьный рюкзак, обычно носимый на спине, перехваченным лямками через плечи. Теперь, по мнению молодой блондинки, все было готово и ничто не должно было ее стеснять в предметах быта, косметики, а также одежды.

Являясь совершеннолетней, Даша заранее купила себе билет на ночной поезд, следующий прямиком до Москвы; теперь осталось только дождаться родителей, чтобы объявить им свое решение. Отец и мать девушки были людьми среднего возраста, где мужчина был старше женщины на неполных шесть лет. Они были примерно одного и того же роста, правда, различались комплекцией. Иван Ильич, в силу прожитых лет, несколько располнел, но не так уж значительно, представляя из себя солидного, но не толстого человека. Мария Игоревна сумела сохранить отличную фигуру, дарованную ей с молодости и выглядела просто великолепно, не позабыв и о дочери, «одарив» ее своими прекрасными формами. Оба они были успешными людьми и имели должности в крупных финансовых фирмах, поэтому домой возвращались после семи часов вечера, заранее запасаясь ужином в каком-нибудь ресторане. Так произошло и на этот раз, но родители еще не знали о решении Дарьи, принятом ею о внезапном и скором отъезде. Лишь только они вошли во внутренний холл, являвшийся в этом доме просто огромным и где обычно принимали гостей, дочка, сидевшая на удобном, оббитом кожей, диване, полностью собранная в дорогу, тут же их огорошила:

– Мам, пап, – начала она без каких-либо предисловий, – я уезжаю в Москву, к тете Ире; похожу там пока на курсы, а на следующий год буду поступать в любое, доступное для меня… какое-нибудь из театральных училищ. Я уже все обдумала – и решение мое непреклонно. Меня кто-то подбросит до станции, а то на улице уже давно спустился глубокий вечер и молодой девушке страшновато одной ходить по такой непроглядной темени.

– Ты у нас взрослая, – возразил ей Иван Ильич, лишь усмехнувшись на поведение дочери, в принципе, давно ожидавший от нее чего-то подобного, – идеи выдвигаешь сама, вот сама и реализуй их в полном объеме – собралась ехать в Москву, и никого не спросила? – значит, и до вокзала сможешь прогуляться пешечком, без чьей-либо помощи; думаю, не заблудишься.

Блондинке с изумрудными глазками просто не терпелось поделиться со своими, как она называла, предками всем тем, что произошло с ней и ее друзьями нынешней ночью, но, если честно, она и сама-то до конца уже не верила во все, что с ними случилось, и считала это какой-то страшной, больше сказать, зловещей мистификацией, подстроенной ее «бесбашенными», ополоумевшими друзьями; однако своего мнения «побыстрее «свалить» из этого города» ни за что бы не поменяла, прекрасно понимая, что только так избавится от неразумных товарищей и ночных наваждений. Именно поэтому белокурая красотка не посчитала нужным рассказывать отцу об их так называемом приключении, справедливо полагая, что тот ей попросту не поверит или, наоборот, полицию вызовет, а те, – если все, что случилось, это все-таки правда – дознаваясь до истины, обязательно выставят ее виноватой; но может быть и гораздо хуже: ее поместят в психушку либо выставят на смех, что для молодой девушки было гораздо неприятнее, чем жуткая прогулка к железнодорожной станции, где, в сущности, по пути ей нужно было миновать только одну небольшую рощицу… Шалуева надеялась проскочить ее за семь, как максимум, восемь минут, а за это время, по ее наивному предположению, с ней вряд ли бы что-то случилось.