Цзэдун Тао - Второй Император

Внезапно, всего на краткий миг, подземелье озарила яркая вспышка, больно резанув глаза, но Фенг не успел ничего разглядеть. Шорохи и звуки прекратились, Энлея тоже слышно не было. Тьма вокруг была такой, что с закрытыми глазами казалось светлее, чем наоборот. А еще вдобавок в помещении находилось что-то потустороннее… Да и сама пещера вызывала ряд сомнений. Фенг осторожно добрался до вертикальной стены: ровная кладка все из тех же монументальных плит уходила вдаль, и не было ей конца. Он полз вдоль нее неопределенное количество времени, и ничего не изменилось. Такое невозможно было даже представить… «Вероятно, я ползу по кругу, по очень большому кругу…» Воображение рисовало чудовищные картины. Чтобы окончательно не свихнуться, Фенг решил прекратить попытки осязать неизвестность. Он сел на пол и ущипнул себя за ухо, пытаясь проверить, не сон ли все это. Хотя, как он убедился, во сне тоже бывало больно… получать подзатыльники от Петуха. И тут юношу осенило: «Петух!» Сейчас, как никогда, он нуждался в его помощи. « Самое главное, нужно уснуть. Но как?» Возбуждение было таковым, что о сне не могло идти и речи. Тогда он начал отжиматься от пола, надеясь себя уморить. Не сразу, но усталость приходила, постепенно наполняя тело истомой и болью. В конце концов, Фенг свалился, как убитый, по телу растекалось умиротворенное блаженство, покой и полное безразличие. «Да плевать на все эти сокровища», – последнее, что промелькнуло в умученном сознании Фенга.

Где-то сверху играла музыка – необычная такая, очень похожая на плачь, ударяющая болью струн в мрачные стены подземелья, испытывающая на жалость их невозмутимую каменную твердь. К стонущим и рыдающим звукам примешивались равномерные удары падающих с большой высоты крупных капель и разбивающихся в пыль о гладкий гранит. В такт каплям вторили чьи-то звонкие шаги – медленно, с замиранием, так, если бы идущий обдумывал каждый свой следующий шаг. Фенг лежал на холодном каменном полу и, слушая сердцем каждый удар, отсчитывал по ним медленно текущее время. Вокруг него, выпрямившись и высоко подымая лапы с острыми шпорами, неторопливо расхаживал Петух, скрестив перед собой перья крыл, подпирая ими выпяченную грудь.

– Трудно представить – не успел сделать даже пару шагов и столкнулся с таким противником! – произнес Петух, не поворачиваясь к Фенгу, продолжая ходить по кругу в такт падающей воде.

– Ты о чем? – спросил Фенг, находясь в плену звуков, не понимая где он и что с ним произошло.

Он продолжал лежать на камне в чужом, абсолютно недвижимом теле, которое ему не повиновалось.

Петух резко повернулся на звук его голоса, неестественно выпучив глаза.

– О чем это я?! – Он стукнул себя крылом по лбу. – Это катастрофа! Ты куда полез, недоумок?! Пре… При… Кх-кхх… – Петух закашлялся, синея от удушья и негодования. – Придурок! Тебя кто просил соваться сюда?!

– Да что я такого сделал? – снова захныкал Фенг, предчувствуя избиение беззащитного тела.

– Да все что угодно! – подпрыгнул к нему Петух и замахал острым, как лезвие, пером перед самым его носом. – Только не это!

– Так что же произошло, такого страшного… – удивился Фенг бурной реакции духа.

– Страшного? Да ничего страшного. Ты умер, дурак!

– Как это – умер? – еще больше удивился Фенг.

– Очень просто, как умирают все ослы. Скопытился.

– ?!

– Тебя приголубили Буддой Просветления. Открыли третий глаз!

– И что теперь? – как-то безразлично поинтересовался Фенг, чисто из любопытства.

– Честно сказать, не знаю, – развел крыльями Петух. – Ты застрял между жизнью и смертью.

– То есть… Я еще в теле… – медленно прозревал Фенг.

Что-то вдруг прояснилось, в общем, хотя вряд ли это можно было назвать светом… Тусклое желто-молочное пространство, глухой угол – кут под потолком, под тяжелым каменным сводом, абсолютно непроницаемым для всего. Жуткая ограниченность, похлеще всякой тюрьмы, хотя и очень похожа… И такая же беспредельная тоска желто-молочного света, остро режущая душу – ад одиночества. А еще невыносимая мука от осознания необратимости – это произошло?! Уже произошло. И никаких изменений в перспективе, навсегда!

– Да, это трудно принять, еще тяжелее понести, – послышалось где-то рядом.

Находясь в сплошной желто-молочной массе, густом-прегустом тумане, освещаемым только его одинокой, подвешенной под потолком душой, Фенг, словно надутый бычий пузырь, продолжал слышать голос Петуха внутри самого себя – один-единственный голос, заменяющий целый мир. И трудно было даже представить, что произойдет, если исчезнет и он.